– Не думаю, что ему необходимо столько одеял, – прошептала Гонория.
Миссис Уэдерби бессильно пожала плечами:
– Доктор выразился очень определенно.
Гонория подошла ближе к кровати.
– Непохоже, чтобы Маркусу было удобно.
– Пожалуй, – согласилась миссис Уэдерби. Гонория осторожно взялась за кончик покрывала, намереваясь отодвинуть его на дюйм или два. Она почти незаметно потянула, и…
– Аааа!
Гонория вскрикнула и попятилась назад, вцепившись в руку миссис Уэдерби. Маркус резко сел и безумным взглядом оглядел комнату.
На нем не было одежды. Во всяком случае, выше пояса.
– Все в порядке, все в порядке, – неуверенно сказала Гонория.
На самом деле не было никакого порядка, она пробормотала первые утешительные слова, которые пришли в голову.
Маркус тяжело дышал и был страшно возбужден, его глаза не останавливались на ней. Похоже, он даже не понимал, что Гонория здесь. Он огляделся, потом начал трясти головой и повторять тихо, не сердито, но огорченно:
– Нет, нет.
– Он не проснулся, – мягко произнесла миссис Уэдерби.
Гонория медленно кивнула, внезапно осознав всю серьезность положения, в котором оказалась. Она ничего не знает о болезнях и уж совершенно точно не знает, как заботиться о больных лихорадкой.
За этим ли она сюда приехала? Ухаживать за ним?
Прочитав письмо миссис Уэдерби, она так встревожилась, что могла думать только о том, что нужно немедленно поехать в Фензмор и увидеть Маркуса. О дальнейшем она не думала.
Как же глупо она поступила. Что она собиралась делать потом? Повернуться и уехать домой?
Гонории придется ухаживать за Маркусом. Она здесь, и любое другое поведение немыслимо. А что, если она ошибется? Если ему из-за нее станет хуже?
У нее нет выбора. Он нуждается в ней. У Маркуса никого нет, и Гонория не без стыда удивилась, как она не понимала этого раньше.
– Я посижу с ним, – сказала она миссис Уэдерби.
– О нет, мисс, вам нельзя. Это будет не…
– Кто-то должен быть с ним, – твердо произнесла Гонория. – Его нельзя оставлять одного. – Она взяла домоправительницу за руку и отвела в дальний угол комнаты. Невозможно было вести разговор рядом с Маркусом – он снова лег, но метался и поворачивался в кровати с такой силой, что Гонория вздрагивала.
– Я останусь, – сказала миссис Уэдерби.
Голос ее звучал неуверенно.
– По-моему, вы и так уже много часов провели у его постели, – заметила Гонория. – Вам нужно отдохнуть.
Миссис Уэдерби благодарно кивнула и, направляясь к двери, сказала:
– Никаких разговоров. О том, что вы были в комнате. Обещаю вам, ни одна душа в Фензморе ничего не скажет.
Гонория улыбнулась – как она надеялась, успокаивающе:
– Здесь моя мать. Не в комнате, но в Фензморе. Этого хватит, чтобы не дать распространиться слухам.
Кивнув, миссис Уэдерби неслышно выскользнула из комнаты.
– О, Маркус, – тихо произнесла Гонория, снова подойдя к нему. – Что с тобой случилось?
Она протянула руку, намереваясь дотронуться до него, но передумала. Это неприлично и, кроме того, лишний раз нарушит его покой.
Он выбросил руку из-под покрывала и повернулся на другой бок. Она и не подозревала, что у него такие мускулы. Конечно, Гонория знала – он сильный. Это очевидно. Он…
Гонория задумалась. На самом деле это не было так уж очевидно. Она не могла припомнить, когда Маркусу при ней приходилось поднимать что-то тяжелое. Но он казался сильным. Он выглядел сильным. Не все мужчины так выглядят. Скорее наоборот – большинство выглядит не так, по крайней мере среди знакомых Гонории.
И все же она не подозревала, что мускулы на руках у мужчины могут быть настолько рельефными.
Любопытно.
Гонория еще немного наклонилась вперед и поднесла свечу поближе. Как называется эта мышца на плече? У него она выглядит замечательно…
Пораженная направлением своих мыслей, Гонория резко отшатнулась. Она здесь не затем, чтобы пожирать глазами полуобнаженного мужчину. Тем более больного, тем более Маркуса Холройда.
В нескольких шагах от нее стоял стул. Гонория придвинула его поближе к кровати, но не вплотную, на тот случай, если Маркус снова начнет размахивать руками.
Она села и вновь посмотрела на больного.
Он выглядел исхудавшим. Лицо его было изможденным, и даже при тусклом свете свечи были видны круги под глазами.
Несколько минут Гонория сидела в тишине, чувствуя себя очень глупо. Ей страшно хотелось заняться каким-нибудь делом. Конечно, присматривать за Маркусом – тоже дело… Но ей было этого мало.
Маркус стал спокойнее; время от времени он ворочался под покрывалами, но большую часть времени спал.
Господи, как же в комнате жарко. Гонория все еще оставалась в дневном платье, одном из тех, которые она вряд ли смогла бы надеть – и которые вряд ли смогла бы снять – без посторонней помощи.
Она улыбнулась. Прямо как сапог Маркуса. Приятно знать, что мужчины иногда не менее женщин подвержены глупостям моды.
Платье это явно не подходило для ухода за больным. Гонория с трудом расстегнула несколько верхних пуговиц на спине и глубоко вздохнула.
– Не может быть. Такая обстановка не может быть здоровой, – громко произнесла она, пытаясь ослабить воротник и проветрить вспотевшую шею.
Она взглянула на Маркуса. Кажется, ее голос его не побеспокоил.
Гонория скинула туфли и – ведь она все равно уже была чрезмерно раздета – стянула чулки.
– Ух. – Она с отвращением взглянула на свои ноги.
Чулки промокли насквозь.
Гонория повесила их на спинку стула, но потом передумала и, свернув их, засунула в туфли.
Невыносимо. Что бы доктор ни говорил, такая жара совершенно невыносима. Гонория снова подошла к постели Маркуса и взглянула на него.
Осторожно протянув руку, она почувствовала – воздух около его кожи гораздо теплее, чем в остальной комнате.
Возможно, это только показалось, но возможно, так оно и есть.
Гонория оглядела комнату в поисках чего-нибудь, чем можно было бы обмахивать Маркуса. Как бы ей пригодился один из шелковых китайских вееров мамы. В последнее время леди Уинстед постоянно пользовалась веером. В багаже у нее всегда было как минимум три веера. И не зря – она везде их забывала.
Но сейчас ничего подходящего не было, и Гонория, наклонившись, начала дуть на Маркуса. Он не пошевелился. Набравшись уверенности после такого успеха (если это, конечно, был успех), она подула еще раз, сильнее. Маркус чуть вздрогнул.
