И вот это уже было самое лучшее Рождество. Навсегда лучшее.
– Хочешь еще воды? – спросила Гонория.
Он хотел, но не был уверен, что ему хватит сил глотать.
– Я тебе помогу. – Гонория поднесла стакан к его губам.
Он немного отпил, потом устало вздохнул.
– У меня болит нога.
– Наверное, растяжение еще не до конца прошло, – кивнула она.
Маркус зевнул.
– Кажется… немного горящей. Маленькая кочерга.
Гонория широко раскрыла глаза. Маркус не винил ее за это. Он сам не понимал, что имеет в виду.
Она наклонилась, озабоченно изогнув бровь, и снова коснулась ладонью его лба.
– Ты снова горячий.
Маркус попытался улыбнуться. Кажется, ему хотя бы отчасти это удалось.
– Разве раньше я был холодный?
– Нет, – честно сказала она. – Но сейчас ты еще горячее.
– Он накатывает и спадает.
– Жар?
Маркус кивнул.
Она сжала губы и теперь выглядела старше, чем когда-либо. Не старой; она не может выглядеть старой. Но обеспокоенной. Ее волосы, стянутые в свободный пучок, выглядели как всегда. И двигалась она так же, своей особенной легкой походкой.
Но ее глаза казались другими. Более темными. Запавшими от беспокойства. Ему это не нравилось.
– Можно мне еще воды? – спросил он. Он никогда не чувствовал такой всепоглощающей жажды.
– Конечно, – торопливо произнесла она и налила в стакан еще воды.
Маркус выпил воду, опять слишком быстро, но в этот раз сам вытер пролившееся.
– Скорее всего он вернется, – предупредил он Гонорию.
– Жар. – В этот раз это был не вопрос. Маркус кивнул.
– Я подумал, тебе следует знать.
– Я не понимаю, – сказала она, забирая стакан. – В последний раз, когда я тебя видела, с тобой все было в порядке.
Он попытался поднять бровь – хотя не был уверен, что ему это удалось.
– Ну хорошо, – исправилась она. – Не в порядке, но ты явно выздоравливал.
– Я кашлял, – напомнил он.
– Знаю. Но не думаю… – Она потянула носом и покачала головой. – О чем я говорю? Я ничего не знаю о болезнях. Я даже не знаю, почему подумала, что смогу за тобой ухаживать. Точнее, я вообще не думала.
Маркус не имел ни малейшего понятия, о чем она говорит, но почему-то его настроение улучшилось. Она села на стул рядом с ним.
– Я просто приехала. Получила письмо от миссис Уэдерби и даже не подумала, смогу ли тебе чем-то помочь. Просто приехала.
– Ты помогаешь, – прошептал Маркус. И это была правда.
Он уже чувствовал себя лучше.
Глава 9
На следующее утро, проснувшись, Гонория чувствовала себя далеко не лучшим образом. Шея одеревенела, спина болела, а нога совершенно затекла. К тому же Гонория вспотела, а это было не только неудобно, но и жутко непривлекательно. И возможно, весьма ароматно. Причем аромат…
Боже, она прекрасно знает этот аромат – как и любой человек, который подойдет к ней ближе, чем на пять футов.
Она закрыла окно, когда Маркус задремал, и вот результат.
Рекомендации врача шли против всякого здравого смысла, но она не осмелилась нарушить их и оставить окно открытым.
Гонория пошевелила ступней, слегка вздрогнув, когда боль пронзила ногу крошечными иголочками. Господи, до чего же противно, когда ноги затекают.
Зевая и вздыхая, Гонория встала, стараясь не обращать внимания на зловещий хруст в суставах. Видимо, люди не зря стараются не спать в креслах. Следующей ночью, если она все еще будет здесь, она уляжется на полу. А сейчас нужно наконец выбраться из этого проклятого ложа.
Нетвердой, прихрамывающей походкой она подошла к окну. Ей не терпелось раздвинуть шторы и впустить в комнату хотя бы немного солнечного света. Маркус спал, и Гонории не хотелось будить его, но ей просто необходимо было его увидеть. Увидеть цвет его кожи, его ввалившиеся глаза. Она не знала, что будет делать потом. С тех пор как она вошла в его комнату прошлой ночью, она пребывала в полной прострации.
Гонория отодвинула одну из штор и зажмурилась. В комнату ворвался поток утреннего света. С восхода солнца прошло совсем немного времени; небо еще было полно розового и персикового оттенков, над лугом клубился утренний туман.
Снаружи царили тишь и прохлада. Гонория чуть-чуть приоткрыла окно и вдохнула свежий, чуть влажный воздух.
Отвернувшись от окна, она решила потрогать лоб Маркуса и определить, есть у него ли жар. Но не успела она сделать и двух шагов, как он повернулся во сне и…
Боже, разве прошлой ночью его лицо было таким красным?
Гонория поспешила к нему, не обращая внимания на свою еще не вполне отошедшую ногу. Он выглядел ужасно – красный и отекший; кожа его на ощупь оказалась сухой и сморщенной.
И горячей. Страшно горячей.
Гонория быстро направилась к кувшину с водой. Она не увидела рядом ни полотенца, ни платка, поэтому просто погрузила руки в кувшин, а потом прижала их к его щекам. Но этого, очевидно, было недостаточно. Она направилась к комоду и осмотрела содержимое его ящиков, пока не нашла то, что с первого взгляда приняла за платки. Только опустив один из них в воду, она поняла – это нечто совсем другое.
О Господи. Сейчас она положит Маркусу на лоб его нижнее белье.
Гонория почувствовала, как краснеет, отжала лишнюю воду и снова поспешила к нему. Бормоча извинения – хотя вряд ли он в таком состоянии услышит их и поймет, за что она извиняется, – прикоснулась к его лбу мокрой тряпкой.
Он тут же начал беспокойно поворачиваться с боку на бок, издавая странные, неприятные звуки, ворча какие-то обрывки слов, предложения без начала и конца. Она расслышала «Стой» и «Нет» и еще, кажется, «помогать», «морской черт» и «сходни».
А еще он совершенно четко сказал «Дэниел».
Сморгнув слезы, она встала и перенесла кувшин с водой поближе. Маркус успел скинуть с лица холодную ткань, а когда Гонория попыталась вернуть ее на место, начал сопротивляться.
– Маркус, – строго произнесла она, уверенная, что он не услышит ее, – позволь мне помочь тебе.
Но он все равно боролся с ней, кидаясь то в одну сторону, то в другую, и Гонории пришлось чуть ли не сесть на него, чтобы удержать на месте.
– Прекрати, – резко сказала она, когда Маркус попытался ее сбросить. – Ты. Не. Победишь. И имей в виду… – она прижала рукой его плечо, – если выиграю я, выиграешь и ты.
Маркус вдруг дернулся, и их головы столкнулись. Гонория охнула от боли, но не отпустила его.
