Гонория чрезвычайно серьезно кивнула.
– Занимался ли он этим в последнее время?
– Нет, в последнее время – нет.
Она сжала губы, подавляя улыбку. Очевидно, в семействе Бриджертонов царила чудесная атмосфера добродушного поддразнивания и взаимной любви. Как раньше в семействе Гонории. Правда, она по большей части только наблюдала за другими, потому что они были гораздо старше и как-то забывали над ней подшучивать.
– У меня к вам только один вопрос, мистер Бриджертон.
Он выжидательно склонил голову набок.
– Каково было устройство катапульты?
Он улыбнулся:
– Это была ложка, леди Гонория. Обыкновенная ложка. Но в умелых руках Грегори она превращалась в страшное оружие.
Гонория рассмеялась, и тут рядом с ней неожиданно возникла чья-то фигура.
Это был Маркус. И он казался взбешенным.
Глава 21
Маркус никогда не замечал за собой склонности к физическому насилию, однако, глядя на самодовольно ухмыляющуюся физиономию Колина Бриджертона, испытывал острое желание пустить в ход кулаки.
– Лорд Чаттерис.
Бриджертон приветствовал его вежливым поклоном. Поклоном и взглядом. Если бы Маркус находился в более благостном расположении духа, он, вероятно, смог бы сформулировать, чем именно так задел его этот взгляд. Но о благостном расположении духа рассуждать не приходилось. В данный момент. А до того оно было благостным. Очень даже благостным. На редкость благостным для человека, который только что выслушал самое чудовищное на свете исполнение Моцарта.
Да, уши Маркуса изрядно пострадали, и тем не менее, пока продолжался концерт, его не покидало ощущение счастья. Он сидел в зале и смотрел на Гонорию. С ее лица не сходила сияющая улыбка. Она улыбалась для тех, кого любила. И он мог хотя бы на краткий миг вообразить себя одним из таких людей.
И вообразил. На краткий миг.
Но теперь она улыбалась Колину Бриджертону с его знаменитым обаянием и сверкающими зелеными глазами. Пока улыбалась только она, Маркус еще сохранял относительное спокойствие, но когда Колин Бриджертон начал улыбаться ей в ответ, терпение Маркуса лопнуло.
Он должен был вмешаться.
Однако сначала ему пришлось приложить немало усилий, чтобы освободиться от Фелисити Федерингтон и ее матушки, которая вцепилась в него в прямом и переносном смысле слова. Вероятно, он повел себя невежливо. Нет, он наверняка повел себя невежливо. Но от дам по фамилии Федерингтон по-иному избавиться невозможно.
Буквально выдернув свой локоть из цепких рук миссис Федерингтон, он направился к Гонории, предававшейся безудержному веселью вместе с мистером Бриджертоном.
Маркус собирался быть учтивым. В высшей степени учтивым. Но кто же знал, что Гонория вдруг сделает маленький шажок в сторону и из-под подола ее юбки покажется мысок алой атласной туфли.
Всполох алого атласа подействовал на Маркуса как красная тряпка на быка.
Гонория говорила ему про эти туфли. Она называла их «счастливыми». Он не желал, чтобы на них глазел другой мужчина. Он не желал, чтобы другой мужчина даже знал об их существовании.
Она снова встала на прежнее место, соблазнительный алый треугольник скрылся под юбками, а Маркус шагнул вперед и ледяным тоном произнес:
– Леди Гонория.
– Лорд Чаттерис, – отозвалась она.
Он не выносил, когда она называла его лордом Чаттерисом.
– Как приятно вас видеть, – вымолвила она так, словно он был в лучшем случае очень дальним родственником. – Вы знакомы с мистером Бриджертоном?
– Да, – коротко ответил Маркус.
Бриджертон учтиво поклонился, Маркус тоже учтиво поклонился, но ни один из них не выказал горячего желания вступить в оживленную беседу.
Казалось бы, все ясно – Бриджертон должен понять, что его присутствие нежелательно, и под благовидным предлогом удалиться. Во всяком случае, Маркус ждал от него именно этого. Однако назойливый субъект продолжал стоять и ухмыляться самым возмутительным образом.
– Мистер Бриджертон только что рассказывал… – начала Гонория.
И одновременно Маркус произнес:
– Прошу простить. Мне необходимо поговорить с леди Гонорией.
Маркус говорил громче и закончил фразу. А Гонория запнулась и погрузилась в каменное молчание.
Мистер Бриджертон ненадолго посерьезнел, потом как ни в чем не бывало улыбнулся, изобразил элегантный поклон и сказал:
– Ну конечно. Я как раз подумал, не выпить ли мне стакан лимонада.
Он улыбнулся, поклонился и удалился. Гонория немного помедлила и сердито повернулась к Маркусу:
– Ты вел себя недопустимо грубо.
Он грозно сдвинул брови:
– Этот мистер Бриджертон в отличие от своего желторотого брата вполне оперился.
– О чем ты говоришь?
– Тебе не следовало с ним кокетничать.
– Я не кокетничала! – возмутилась она.
– Кокетничала, – мрачно заверил он. – Я наблюдал за тобой.
– Ничего подобного, – парировала она. – Ты беседовал с Фелисити Федерингтон.
– Которая на целую голову ниже меня, а потому никак не загораживала мне обзор.
– В таком случае ты, очевидно, заметил, что его подозвала твоя тетушка. По-твоему, я должна была повернуться к нему спиной? В моем доме, куда он прибыл не просто так, а по приглашению?
Откровенно говоря, она точно не знала, кому были разосланы приглашения. Однако вряд ли ее мать забыла пригласить кого-нибудь из Бриджертонов.
– Моя тетушка? – удивился Маркус.
– Леди Данбери. Твоя прапрапрапра…
Он свирепо сверкнул глазами.
– Прапрапрапра… – продолжила она из чистой вредности.
Маркус что-то пробурчал себе под нос, потом заявил:
– Она настоящее чудовище.
– А мне она нравится, – с вызовом ответила Гонория.
Он промолчал, но выражение его лица оставалось весьма красноречивым. Он пребывал в бешенстве, и Гонория категорически не понимала, чем так прогневала его. Если он воспринимает ее как обузу, то должен радоваться. Ведь Дэниел скоро вернется домой и освободит друга от исполнения тяжких обязанностей. В сущности, он уже свободен и тем не менее продолжает отпугивать от нее джентльменов, которых считает неподходящими. С какой стати? По привычке?
Если он не желает любить ее сам, тогда по крайней мере мог бы не мешать ей устраивать свою жизнь с кем-нибудь другим.
– Я ухожу, – объявила она.
У нее просто не было сил терпеть все это. Ей не хотелось видеть Маркуса. Ей не хотелось видеть Дейзи, Айрис, свою мать, мистера Бриджертона, попивающего лимонад и мило беседующего со старшей сестрицей Фелисити Федерингтон. Ей не хотелось видеть решительно никого.
