– Пожалуйста, Маркус, – взмолилась она, понятия не имея, о чем именно просит его.
Ей не нужно было ничего понимать. Она твердо знала, что в его власти вознести ее к небесам, а потом вернуть обратно на землю, чтобы она провела всю жизнь в его объятиях.
Он внезапно отстранился, и ей снова показалось, что она сейчас умрет – на сей раз от тоски по его ласкам.
Он практически сорвал с себя бриджи и вернулся к ней.
Только теперь он лег на нее, расположив свои бедра между ее широко разведенными бедрами.
Он посмотрел ей в глаза и коротко произнес:
– Прими меня.
Ощутив давление его плоти, она поняла, о чем он говорил.
Принять его. Это оказалось не так-то просто. Ее мышцы испуганно сжались, но ей как-то удалось расслабиться, и он постепенно проникал все глубже и глубже, пока не вошел в нее до конца.
Осознав это, она изумленно ахнула, а он, вздрогнув от наслаждения, принялся мерно двигать бедрами, наращивая силу и скорость. Гонория, словно в бреду, лепетала что-то невнятное, о чем-то просила, молила, желала, чтобы он остановился, желала, чтобы он не останавливался никогда, но внезапно…
Что-то произошло.
Все ее существо собралось воедино, сжалось и тотчас вспыхнуло и разлетелось, как фейерверк в Воксхолле.
Маркус тоже вскрикнул, в последний раз рванулся вперед и излил в нее свою страсть.
А потом они лежали рядом, и она упивалась теплом его тела. Маркус накрыл их обоих мягким одеялом, и у них получился свой маленький уютный рай.
Она чувствовала себя абсолютно счастливой и умиротворенной. Маркус не заговаривал о свадьбе, но Гонорию это не беспокоило. Он не оставит ее после того, что произошло. Он все сделает правильно. Он всегда все делает правильно, ее Маркус.
Ее Маркус.
Звучит прекрасно.
Хотя, прямо скажем, сегодня вечером он нарушил кое-какие правила. Так что, возможно…
– О чем ты думаешь? – спросил он.
– Так, ни о чем, – солгала она. – Почему ты спрашиваешь?
Он приподнялся, опираясь на локоть.
– У тебя было пугающее выражение лица.
– Пугающее?
– Коварное, – уточнил он.
– Одно другого лучше. Он рассмеялся, а потом слегка нахмурился.
– Нам придется вернуться в зал.
– Я знаю, – вздохнула она. – Наше отсутствие заметят.
– Мое – нет, а твое – безусловно.
– Я могу сказать, что заболела. Скажу, что у меня та же болезнь, что и у Сары. То есть откровенно говоря, ровным счетом никакой. Хотя об этом не знает никто, кроме Сары. – Она поджала губы. – И меня. И Айрис. И еще, вероятно, мисс Уинтер. Пока все.
Он снова рассмеялся и поцеловал ее в нос.
– Будь моя воля, я бы остался здесь навсегда.
Она улыбнулась:
– О да, здесь волшебно. Точно на небесах.
Он помолчал, а потом тихо, одними губами, прошептал:
– Небеса не идут ни в какое сравнение.
Глава 22
К счастью для Гонории, ее волосы не были уложены в изощренную прическу – из-за дополнительных репетиций на это не хватило времени. Поэтому вернуть волосы в прежнее состояние было несложно.
Однако с шейным платком Маркуса возникли большие сложности. Они, как ни старались, не смогли восстановить оригинальный, сложный и запутанный узел.
– Ты никогда не сможешь расстаться со своим камердинером, – после третьей попытки сказала Гонория Маркусу, – возможно, тебе даже придется повысить ему плату.
– Я уже поведал леди Данбери, что он пырнул меня ножом, – пробормотал Маркус.
Гонория прикрыла рот рукой.
– Я пытаюсь не улыбаться, – пояснила она, – ведь это не тема для шуток.
– И все же это смешно.
Она сдерживалась, сколько могла.
– Да.
Он улыбнулся ей, радостно и беззаботно. Сердце Гонории пело при виде этой улыбки. Как странно и прекрасно, что ее настроение так зависит от настроения кого-то другого.
– Дай я сам попробую, – произнес он, взял платок за концы и встал перед зеркалом.
Она смотрела на него несколько секунд и наконец сказала:
– Тебе придется отправиться домой.
Маркус сосредоточенно изучал в зеркале отражение шейного платка.
– Я еще не закончил даже с первым узлом.
– Дальше ты и не продвинешься.
Маркус надменно посмотрел на нее, подняв брови в своей обычной манере.
– Ты никогда не завяжешь его правильно, – продолжала Гонория. – Должна сказать, что твой шейный платок и сапоги вынуждают меня изменить мнение о сравнительной непрактичности мужской и женской моды.
– Неужели?
Она опустила взгляд на его начищенные до блеска сапоги.
– Никому никогда не приходилось разрезать ножом мою обувь.
– Я не ношу ничего, что застегивалось бы на спине, – возразил он.
– Да, но я могу выбрать платье, застегивающееся спереди, а ты не можешь появиться на людях без шейного платка.
– Могу – в Фензморе, – пробормотал он, все еще пытаясь справиться со стремительно мнущейся тканью.
– Но мы не в Фензморе, – ухмыльнувшись, напомнила она ему.
– Сдаюсь, – признал наконец он, сорвал с себя платок и засунул в карман. Покачав головой, Маркус произнес: – Даже если бы я завязал проклятую вещицу правильно, мне не было бы никакого смысла возвращаться на концерт. Уверен, все думают, что я уже уехал домой. – Он помолчал и добавил: – Если они вообще обо мне думают.
Гонория не сомневалась в том, что о нем думают, поскольку среди публики было несколько незамужних юных леди и, что еще важнее, несколько матерей незамужних юных леди.
Но его план все равно был неплохим, и они вместе отправились по черной лестнице вниз. Гонория собиралась пройти через несколько комнат в репетиционный зал, а Маркус решил покинуть дом через выход для слуг. В холле он посмотрел на Гонорию и легко коснулся ее щеки ладонью.
Гонория улыбнулась, полная счастья.
– Я заеду за тобой завтра, – произнес он.
Она кивнула. А потом, не в силах сдержаться, прошептала:
– Поцелуй меня на прощание.
Маркуса не нужно было уговаривать. Он наклонился, сжал ее щеки ладонями и поймал ее губы своими. Гонория чувствовала себя так, как будто загорелась, потом расплавилась, а потом определенно испарилась. Она чуть было не рассмеялась от радости, поднялась на цыпочки, и тут…
Он исчез.
