«Да, покроет», — подумал Кевин.
— Если тебя действительно интересует, что за фокус
выделывает эта камера, ты внесешь остальную сумму, не так ли? — Глаза Попа
поблескивали, как у старого любопытного кота.
Кевин понимал, что Поп не просто ждет его согласия: Поп
Мерилл и представить себе не мог, что парень откажется. «Если я скажу „нет“, —
подумал Кевин, — он просто меня не услышит. Скажет: „Ну вот мы и договорились“,
— и я окажусь на тротуаре с его деньгами в кармане, хочу я того или нет».
Деньги у Кевина были: полученные на день рождения.
И все-таки не следовало забывать о пробегавшем по спине
холодке. О том холодке, которым веяло с этих фотографий, несмотря на их
обманчиво гладкую, блестящую поверхность. Он чувствовал этот холодок, хотя
фотографии, казалось, твердили обратное: «Мы всего лишь „полароиды“, и, по
причинам, которые мы не можем высказать и тем более объяснить, мы показываем
только статические изображения». Но холодок-то был. Откуда?
Кевин все мялся, а ярко-синие глаза за стеклами без оправы
оценивающе оглядывали его. «Я не собираюсь спрашивать, человек ты или мышь, —
читалось в глазах Попа Меррилла. — Тебе пятнадцать лет, и, что я хочу сказать,
в пятнадцать ты еще, конечно, не мужчина, но уже староват быть мышью, мы оба
это знаем. И потом, ты ведь не Чужак: ты из города, так же, как и я».
— Конечно. — Легкость, прозвучавшая в голосе, не обманула ни
одного из них. — Пленку я куплю сегодня, а фотографии принесу завтра после
школы.
— Нет.
— Завтра вы не работаете?
— Дело не в этом, — ответил Поп, и потому, что он тоже был
из города, Кевин терпеливо ждал продолжения. — Ты собрался отснять все
фотографии разом, не так ли?
— Да. — Кевин, правда, об этом не думал, но полагал, что по-другому
и быть не должно.
— Мне кажется, это не лучший вариант, — покачал головой Поп.
— Где ты будешь снимать — не важно, главное — когда. Дай-ка поразмыслить.
Поп подумал, а затем расписал на листке время каждого
снимка. Листок Кевин сунул в карман.
— Вот так! — Поп потер руки. — Значит, увидимся… через три
дня?
— Да… Похоже на то.
— Держу пари, в понедельник ты будешь тихонько ждать
окончания занятий, ничем не выражая своего нетерпения. — Поп в четвертый раз
подмигнул Кевину. — Я хочу сказать, твои друзья не увидят, что ты идешь сюда, и
не увяжутся за тобой.
Кевин покраснел и начал собирать «полароиды» с верстака,
чтобы чем-то заняться.
— Я… — начал было он, но понял, что протест прозвучит
неубедительно, и замолчал, уставившись на одну из фотографий.
— Что? — спросил Поп с тревогой в голосе, но Кевин его не
услышал. — Такое ощущение, что теперь и ты, сынок, увидел призрак.
— Нет, — покачал головой Кевин. — Не призрак. Я увидел того,
кто сделал эту фотографию. Настоящего фотографа.
— Что ты такое говоришь?
Кевин указал на тень.
Он, отец, мать, Мег и даже мистер Меррилл, похоже, принимали
ее за тень дерева, которое не попало в кадр. Но тень была не от дерева. Теперь
Кевин ни на йоту в этом не сомневался.
— Не понимаю, куда ты клонишь, — вырвалось у Попа.
Но Кевин знал, что старику многое понятно.
— Посмотрите на тень собаки, — показал Кевин. — А теперь
взгляните сюда. — Он ткнул пальцем в левую часть фотографии. — На фотографии
солнце либо встает, либо садится. Поэтому все тени длинные, и трудно понять,
кто их отбрасывает. Но я сейчас взглянул на эту тень, и мне словно открылась
истина.
— Какая истина, сынок? — Поп потянулся к ящику, наверное,
чтобы вновь достать увеличительное стекло, но… лупа не понадобилась. Истина
открылась и ему.
— Это тень мужчины, не так ли? — спросил Поп. — Чтоб мне
попасть в ад, если это не тень мужчины!
— Или женщины. Точно не определить. Это ноги. Я уверен, что
ноги, но принадлежать они могут и женщине в джинсах. Или даже подростку. С
такой длинной тенью…
— Да, точно не определишь.
— Это тень фотографа, не так ли?
— Да.
— Но эта тень не моя, — продолжил Кевин. — фотография
сделана моей камерой… как и остальные… но фотографировал не я. Тогда кто,
мистер Меррилл? Кто?
— Зови меня Поп, — рассеянно ответил старик, глядя на тень:
Кевин аж зарделся от гордости.
И в этот самый момент часы решили, что пора отметить
прошедшие полчаса.
Глава 3
Листья начали менять цвет, когда Кевин снова пришел в
«Империю изобилия». А он сам уже свыкся с тем, что ему пятнадцать.
Но вот к заколдованной камере привыкнуть он никак не мог, и
это его отнюдь не радовало. Фотографии Кевин отснял точно по графику,
составленному Попом, и к концу работы понял, или, во всяком случае, считал, что
понял, почему Поп хотел, чтобы они были сделаны с определенными интервалами:
первые десять фотографий через час, затем перерыв, чтобы камера отдохнула,
вторые десять — через два, третьи — через три часа. Последние фотографии Кевин
отснял в школе. И кое-что заметил. Нечто такое, чего в начале не мог увидеть.
Особенно ясно это кое-что проявилось на трех последних снимках. Они так
испугали его, что Кевин решил — еще до того, как отправился в «Империю
изобилия», — обязательно избавиться от «Солнца-660». Не обменять ее, этого он
совсем не хотел. Выпускать камеру из своих рук и терять над ней контроль? Нет,
такого Кевин допустить не мог.
Теперь камера моя, подумал он, первый раз нажимая на спуск,
и мысль эта вновь и вновь возвращалась, несмотря на то, что она не
соответствовала действительности. Если бы камера была его, то выдавала бы одну
и ту же фотографию — черного пса на фоне белого штакетника, — лишь когда на
спуск нажимал он, Кевин. Но такого не происходило. Какая бы там магия ни
заключалась в камере, повелевал ею не только Кевин. Такие же (ну почти такие
же) фотографии получались и у отца, и у Мег, когда Кевин, точно выдерживая
предложенный Попом график, дал ей пару раз нажать на спуск.
— Ты пронумеровал их, как я просил?
— Да, от одного до пятидесяти восьми. — Кевин показал Попу
аккуратные кружочки с цифрой внутри в левом нижнем углу. — Но я не знаю, так ли
это все необходимо. Я решил избавиться от камеры.
— Избавиться? Вроде бы в прошлый раз таких мыслей у тебя не
было.
— Пожалуй, не было. Но теперь я хочу разбить ее кувалдой.
