Все прошло как по писаному. Поп еще раз осмотрел камеру, у
которой к разбитым линзам добавилась дыра в корпусе, и засунул ее под верстак.
Теперь оставалось лишь ждать прибытия Дэлевенов. Поп взял
видеокассету, поднялся в свою квартирку над магазином и положил ее на
видеомагнитофон, который купил, чтобы изредка смотреть порнофильмы, сел в
кресло и раскрыл газету. Авиакатастрофа в Пакистане. Сто тридцать убитых. «Эти
идиоты постоянно гибнут, — подумал Поп, — но оно и к лучшему. Чего плодить
нищету». Он заглянул в спортивный раздел, чтобы узнать, как дела у «Ред соке». Похоже,
они сохраняли шансы на победу.
Глава 5
— О чем вы говорили? — спросил Кевин. В доме они были
вдвоем: Мег ушла в балетный класс, миссис Дэлевен играла в бридж с подругами.
Обычно она возвращалась не раньше пяти часов, с большой пиццей и последними
светскими новостями: кто с кем развелся, а кто только собирался развестись.
— Не твое дело, — резко ответил мистер Дэлевен.
День выдался прохладным. Поэтому мистер Дэлевен стал искать
куртку. Но вдруг повернулся к сыну, который стоял в дверях уже в куртке и с
полароидной камерой «Солнце-660» в руке.
— Ладно, недоговоренностей между нами никогда не было.
Думаю, незачем выходить на эту тропу. Ты знаешь, что я имею в виду.
— Да, — ответил Кевин, подумав: «Я точно знаю, о чем ты
говоришь, вот что я хочу сказать».
— Твоя мать об этом даже не подозревает.
— Я ей не скажу.
— Вот этого не надо, — осадил отец. — Не начинай врать,
иначе не остановишься.
— Но ты же сам…
— Да, ничего ей не говорил. — Дэлевен-старший нашел куртку.
— Она никогда не спрашивала, вот я и не говорил. Если мама никогда не спросит
тебя, не скажешь и ты. Ты уловил разницу?
— Да. По правде сказать, уловил.
— Отлично, — кивнул мистер Дэлевен. — Отлично… именно так мы
и поступим. Если мама спросит, тебе… нам… придется рассказать. Если нет — не
придется. По таким законам живут в мире взрослых. Кому-то это может не
понравиться, но жизнь есть жизнь. Ты готов с этим согласиться?
— Да. Полагаю, что да.
— Хорошо. Тогда в путь.
Они вышли из дома, на ходу застегивая молнии. Ветер
взъерошил волосы на висках мистера Дэлевена, и Кевин впервые заметил не без
удивления: его отец начал седеть.
— Дело-то, в общем, пустяковое. — Похоже, говорил мистер
Дэлевен сам с собой. — Как и все, что касается Попа Меррилла. Он всегда работал
по мелочам, если ты понимаешь, о чем я.
Кевин кивнул.
— Он человек богатый, но источник его доходов не магазин
утиля. В Касл-Роке он играет роль Шейлока.
— Кого?
— Не важно. Рано или поздно ты эту пьесу прочтешь, не такое
уж у нас дерьмовое образование. Меррилл ссуживает деньгами под процент, который
превышает разрешенный законом.
— А почему люди занимают у него деньги? — спросил Кевин: они
шли к центру городка, под деревьями, с которых медленно слетали красные,
пурпурные и желтые листья.
— Потому что не могут занять их в другом месте, — мрачно
ответил мистер Дэлевен.
— То есть они некредитоспособны?
— Можно сказать, да.
— Но мы… ты…
— Да, сейчас все в порядке. Но так было не всегда. Когда мы
с твоей матерью поженились, с деньгами у нас было не густо.
Отец долго молчал, а Кевин не решался задавать вопросы.
— Так вот, один парень ужасно гордился успехами «Кельтов». —
Мистер Дэлевен смотрел себе под ноги, словно боялся споткнуться, упасть и
сломать спину. — В плей-офф они вышли на «Филадельфийских семидесятников». Они,
«Кельты», считались фаворитами, но у меня было такое чувство, что
«Семидесятники» их сделают, во всяком случае, в том чемпионате.
Он взглянул на сына. Они уже спускались по склону
Касл-Хиллз, направляясь к единственному в городе светофору, висящему над
перекрестком Нижней главной улицы и Уотермилл-лайн. За перекрестком Оловянный
мост оседлал Касл-стрим. Его металлические фермы четко выделялись на
темно-синем фоне осеннего неба.
— В те дни я мог с кем-нибудь поспорить на пять долларов,
точнее, на меньшую сумму, на четвертак или пачку сигарет.
Кевин посмотрел на отца, и тот перехватил его взгляд.
— Да, в те дни я курил. Теперь не курю и не делаю ставок.
После того самого случая. Излечился; раз и навсегда.
Мы с твоей матерью были женаты уже два года. Ты еще не
родился. Я работал помощником землемера и каждую неделю приносил домой сто
шестнадцать долларов. За вычетом налогов.
Тот парень, что гордился «Кельтами», работал у нас
инженером. Он даже на работу ходил в фирменном свитере «Кельтов», с цифрой на
спине. За неделю до плей-офф он только и говорил, что хочет найти глупого
смельчака, который согласится поставить на «Семидесятников», потому что иначе
четыреста припасенных у него долларов не принесут прибыли.
А мой внутренний голос настойчиво твердил, что выиграют
«Семидесятники», поэтому за день до начала стыковочных игр я подошел к нему во
время перерыва на ленч. Сердце просто выпрыгивало из груди, такой меня разбирал
страх.
— Потому что у тебя не было четырехсот долларов, — кивнул
Кевин. — У этого парня они были, а у тебя не было.
Мальчик пристально смотрел на отца, начисто забыв про
полароидную камеру. Ее тайна померкла перед откровением: в молодости его отец
вел себя глупо, как многие другие. Значит, и он, Кевин, не застрахован от
подобных глупостей, и он, Кевин, вступив в мир взрослых, может поддаться
безотчетному импульсу. Как поддался его отец.
— Все правильно, сынок.
— И все-таки ты с ним поспорил.
— Не сразу. Я сказал, что, по моему разумению,
«Семидесятники» выиграют, но четыреста долларов слишком крупная сумма для
человека, который работает помощником землемера.
— Но ты предупредил его, что денег у тебя нет?
— Нет, Кевин. Я намекнул: мол, деньги у меня есть, только не
могу позволить себе потерять такую сумму. Я сказал, что ставка в четыреста
долларов для меня — слишком большой риск. Вроде бы я не лгал, но и говорил
далеко не всю правду. Ты меня понимаешь?
— Да.
— Не знаю, что бы из этого вышло, может, и ничего, но тут
звонок возвестил об окончании перерыва. А инженер возьми да предложи: «Я
согласен поставить два своих против каждого твоего доллара. Мне без разницы.
Мои денежки все равно останутся в моем кармане». И, прежде чем я понял, что
происходит, мы ударили по рукам в присутствии десятка мужчин. Когда я в тот
вечер возвращался домой и подумал о том, что скажет твоя мать, если узнает обо
всем, мне пришлось свернуть на обочину. Я едва успел открыть дверцу машины, и
меня вырвало.
