Пес повертел головой, пока его взгляд не остановился на
Кевине Дэлевене. Губы еще шире разошлись, обнажая страшные клыки, пасть
открылась, из горла повалил дым, пес грозно зарычал. Матовые шары ламп под
потолком магазина разлетелись вдребезги, усыпав пол осколками. Пес рванулся,
широкая грудь прорвала ткань, разделявшую два мира.
Палец Кевина лег на кнопку спуска полароидной камеры.
Пес снова рванулся, теперь высвободились передние лапы, со
шпорами, которые тут же вонзились в деревянную поверхность верстака, оставив
глубокие дыры. Кевин слышал, как вырываются неизвестно откуда задние лапы, и
знал, что в его распоряжении остаются считанные секунды. Еще рывок, и пес
прыгнет со стола, в мгновение ока покроет разделяющее их расстояние, своим
огненным дыханием подожжет брюки и тут же вонзится страшными клыками ему в
живот.
— Скажи: «чи-из»
[8]
, сучье вымя! — приказал Кевин.
И надавил на кнопку.
Глава 24
Вспышка была такой ослепляющей, что это мгновение чуть ли не
полностью выпало из сознания Кевина: потом — когда все кончилось — он эту
вспышку так и не вспомнил. Его камера не выросла в размерах, не начала
плавиться. Просто в ней три или четыре раза подряд что-то хрустнуло. То ли
трескались линзы, то ли лопались какие-то пружины.
В белом зареве он увидел, как полароидный пес застыл.
Идеальная черно-белая полароидная фотография: голова отброшена назад, каждая
шерстинка стоит торчком. Клыки сияли белизной костей, пролежавших тысячелетия в
стерильной пустоте каверн, оставленных водой. Глаза и те стали белыми, как у
греческих статуй. Лишь дымок продолжал струиться из ноздрей и открытой пасти.
Эта фотография была совершенно не похожа на все остальные,
виденные Кевином: черно-белая, а не цветная, и трехмерная, а не двухмерная. Он
словно видел перед собой живое существо, вдруг обратившееся в камень после
взгляда, неосторожно брошенного на Медузу.
— Спекся наконец, сукин ты сын! — истерично прокричал Кевин.
И, словно соглашаясь с ним, застывшие передние лапы
оторвались от стола; полароидный пес стал исчезать в дыре, из которой появился;
сначала медленно, затем все быстрее. С глухим рокочущим звуком, будто
сползающая со склона лавина.
Что я увижу, если подбегу и загляну в тоннель, утягивающий
полароидного пса? — подумал Кевин. Увижу я тот дом, тот забор, старика с
тележкой, вытаращившегося в изумлении на лицо гиганта, не мальчика, а МАЛЬЧИКА,
который смотрит на него из дыры в безоблачном небе? Засосет меня эта дыра? Или
случится что-то другое?
Но Кевин не побежал, а выронил «Полароид» и закрыл лицо
руками.
Только Джон Дэлевен, лежа на полу, увидел завершающий акт:
мембрану, образовывавшую пузырь, тоже стало втягивать. Раздался сильный хлопок.
Мембрану засосало в дыру, вслед за ней и лежащие на столе полароидные
фотографии, сделанные стариком. Поверхность верстака вновь стала ровной и
гладкой.
Его сын стоял посреди магазина, закрыв лицо руками, и
плакал.
— Кевин! — Мистер Дэлевен поднялся и обнял мальчика за
плечи.
— Я должен был сделать фотографию, — говорил Кевин сквозь
слезы и ладони. — Только так мы могли избавиться от него. Я должен был
сфотографировать это чудовище. Вот что я хочу сказать.
— Да. — Отец крепче прижал мальчика к себе. — Да, и ты
сфотографировал.
— Я все равно что застрелил его, папа. Ты понимаешь? —
Взгляд Кевина был полон боли и страдания.
— Да, — кивнул мистер Дэлевен и поцеловал сына в горячую
щеку. — Понимаю. Пойдем домой.
И повел Кевина к двери, подальше от окровавленного,
обожженного тела старика (мистер Дэлевен надеялся, что Кевин не заметил труп,
но знал, что обязательно увидит, если они еще какое-то время пробудут в
магазине). Кевин уперся.
— А что скажут люди? — спросил Кевин тоном чуть ли не старой
девы, и мистер Дэлевен невольно рассмеялся.
— Пусть говорят что хотят. До правды им никогда не
докопаться, да и сомневаюсь, что кто-то попытается. — Он помолчал. — Меррилла в
городе не любили, знаешь ли.
— Я бы не захотел докапываться до правды, — прошептал Кевин.
— Пойдем домой.
— Да. Я люблю тебя, Кевин.
— Я тоже люблю тебя, — ответил Кевин и, взяв отца за руку,
вывел его из дыма и затхлости в яркий свет осеннего дня.
Эпилог
Кевину Дэлевену исполнилось шестнадцать лет, и он получил
то, что хотел: персональный компьютер и принтер. Игрушка стоила тысячу семьсот
долларов. Годом раньше его родители не могли бы позволить такого подарка, но в
январе, через три месяца после трагедии в «Империи изобилия», тетя Хильда тихо
умерла во сне. Она действительно ЧТО-ТО СДЕЛАЛА для Кевина и Мег, вернее, МНОГО
СДЕЛАЛА для всей семьи. После прохождения завещания через суд по наследственным
делам и уплаты налогов Дэлевены стали богаче на семьдесят тысяч долларов.
— Как здорово! Спасибо вам огромное! — кричал Кевин и
целовал мать, отца и даже сестру.
Мег, повзрослев на год, все так же хихикала, но уже не
уклонялась от поцелуев. И Кевин не мог решить, хорошо это или плохо. Вторую
половину дня он провел наверху, запуская проверочную программу. Около четырех
часов спустился вниз, заглянул в кабинет отца.
— Где мама и Мег?
— Поехали в торговый центр… Что случилось, Кевин?
— Тебе лучше подняться наверх, — пробубнил мальчик.
У двери своей комнаты он повернулся к отцу. Бледный как
полотно. «Придется еще приплатить», — думал мистер Дэлевен, поднимаясь на
лестнице следом за сыном. Естественно. Разве не этому научил его Поп Меррилл?
Долг, который ты берешь, — ерунда.
А вот горбатят тебя проценты.
— Мы можем взять другую машину? — спросил Кевин, указывая на
компьютер со светящимся монитором.
— Не знаю. — Мистер Дэлевен подошел к столу. Кевин держался
позади, наблюдал. — Наверное, если возникнет такая…
Он не договорил, всматриваясь в экран.
— Я запустил программу текстового редактора. И напечатал:
«Быстрая рыжая лиса перескочила через ленивую спящую собаку», — сказал Кевин. —
Только принтер выдал мне совсем другое.
Мистер Дэлевен перевел взгляд на распечатку. Его руки и лоб
похолодели. Он прочитал:
Пес опять сорвался.
