— В каком смысле?
Мистер Бейкер пожал плечами. Легкая улыбка заиграла у него
на губах.
— Поп… я хочу сказать, мистер Меррилл… замешан во многих
здешних делах. Уверен, ему будет чем удивить тебя, Кевин.
Кевина не интересовало, к каким делам приложил руку Поп
Меррилл и в чем выражалось его участие в этих делах. На следующий день мальчик
мог проскользнуть в «Империю изобилия» незамеченным, воспользовавшись
действующим в школе правилом, согласно которому все учащиеся могли дважды в
месяц пропустить часы, отведенные на самоподготовку.
— Мне называть его Поп или мистер Меррилл?
— Я думаю, этот человек убьет любого, кому не исполнилось
шестидесяти, если тот назовет его Поп, — без тени улыбки ответил мистер Бейкер.
И Кевин понял, что мистер Бейкер не шутил.
* * *
— Вы действительно не знаете, в чем дело? — спросил Кевин,
когда часы начали успокаиваться.
Это только в кино часы, как по команде, одновременно
отбивают удары и мгновенно замолкают. В магазине Попа Меррилла стояли настоящие
часы, и, как догадывался Кевин, у большинства из них с точностью было не все в
порядке: сказывались возраст и вмешательство мистера Меррилла в тонкий
механизм. Первые начали бить, когда кварцевые «Сейко» Кевина показали 3. 58.
Затем к ним присоединялись остальные, громкость нарастала (словно старый
грузовик со скрежетом и стонами переходил на вторую передачу). Может, четыре
секунды они били, звенели, клацали, куковали все вместе, одновременно, но более
чем на четыре секунды синхронного боя их не хватило. И постепенно часы затихли.
Кевин не мог сказать, почему испытал такое разочарование. А
чего он, собственно, ожидал? Неужели рассчитывал, что Поп Меррилл, которого
мистер Бейкер назвал философом фотоаппарата и мистером Умельцем, вынет пружину
и скажет:
«Вот она. Та самая штуковина, из-за которой всякий раз,
когда ты нажимал спуск, на фотографии появлялось изображение собаки. Это
собачья пружина, от одной из игрушечных собак. Какой-то шутник на сборочном
конвейере полароидных камер „Солнце-660“ вставил ее в твою камеру».
Кевин ожидал этого?
Нет. Но чего-то он ожидал.
— Не имею ни малейшего представления, в чем тут дело, —
весело подмигнул мальчику Поп и потянулся за одной из трубок (они стояли в
рядок на специальной подставке), начал набивать ее табаком, доставая последний
из кисета с надписью на искусственной коже: «ОТРАВА». — И не могу разобрать
твой «Полароид», знаешь ли.
— Не можете?
— Не могу, — чирикнул, как птичка. Поп; сунул большой палец
под проволочку, соединяющую линзы очков, дернул, и очки с лысого черепа
аккуратно упали на переносицу, скрыв два красных пятна на носу. — Разбираются
только старые камеры.
Из кармана жилетки (естественно, он носил жилетку) Поп
выудил спичку и прижал головку к пожелтевшему ногтю большого пальца правой
руки. Да, этот человек мог ободрать туристов, даже если одну руку будет держать
за спиной (при условии, что не ту руку, которой достает и зажигает спички).
Кевин понял это даже в свои пятнадцать лет. У мистера Меррилла был свой шарм,
он мог расположить человека к себе.
— Я говорю про полароидные камеры «Ленд». Не видел этих
красавиц?
— Нет.
Поп с первой попытки зажег спичку, как, вероятно, и всегда;
поднес ее к трубке. И теперь его слова посылали в воздух кольца дыма, которые
выглядели очень мило, но пахли отвратительно.
— Жаль. Выглядели они как старинные камеры, которыми
фотографы вроде Мэтью Брейди пользовались в начале века, во всяком случае, до
того, как «Кодак» вышел на рынок с камерой-ящичком «Брауни».
— Что я хочу сказать (Кевин уже понял, что это любимая
присказка Попа Меррилла), конечно, ей постарались придать нарядный вид:
хромовые пластины, настоящая кожа; но она все равно выглядела старомодной, как
те камеры, с помощью которых делались дагерротипы. Когда ты открывал
полароидную камеру «Ленд», она раздвигалась, словно меха аккордеона, потому что
для фокусировки изображения расстояние между линзами не могло быть меньше
полуфута, а то и девяти дюймов. Они выглядели ужасно старомодными в сравнении с
«кодаками» конца сороковых и начала пятидесятых годов и выдавали только
черно-белые фотографии.
— Правда? — Кевин не ожидал, что его так заинтересует
рассказ Меррилла.
— Да! — вновь чирикнул Поп, мигнув синими глазками, потому
что дым попал под очки. — Что я хочу сказать, люди смеялись над этими камерами
точно так же, как смеялись над «жуками-фольксвагенами», когда те впервые
поступили в продажу… но они покупали «полароиды» точно так же, как покупали
«ФВ». Потому что «жуки» потребляли мало бензина и ломались не так часто, как
американские автомобили, а «полароиды» делали то, чего не могли ни «кодаки», ни
«никоны», ни «минолты», ни «лейки».
— Мгновенные фотографии. Поп улыбнулся.
— Ну… не совсем. Что я хочу сказать, там требовалось не
просто нажать на кнопку, но и самому вынимать фотографию. Никаких моторчиков не
было и в помине, и они не повизгивали, как современные «полароиды». И потом,
следовало приручить камеру.
— Приручить?..
— О да! — радостно чирикнул Поп, словно птичка, нашедшая
жирного червяка. — Что я хочу сказать, никакой автоматики в то время не
существовало. Ты выдергивал из камеры длинную полосу и укладывал ее на столе, а
потом отсчитывал по своим часам ровно шестьдесят секунд. Точно шестьдесят. Если
меньше, фотография получалась недодержанная, больше — передержанная.
— Это же надо! — В голосе Кевина слышалось искреннее
уважение.
Не фальшивое, вызванное лишь желанием потрафить старику в
надежде, что тот перестанет наконец рассказывать байки и перейдет к делу, то
есть вернется от давно забытых моделей, которые в свое время тянули на чудо
техники, к его собственной камере, чертовой «Солнце-660», что лежала на
верстаке между выпотрошенными часами и чем-то, подозрительно напоминающим
искусственный член. Уважение было искренним. Поп это сразу понял и подумал о
том, с какой огромной скоростью летит экспресс технического прогресса. У Кевина
было такое выражение лица, что можно было подумать, будто ему рассказывают о чем-то
очень древнем, вроде деревянных вставных челюстей Джорджа Вашингтона. А речь
шла о камере, которую еще тридцать пять лет назад называли уникальной. Но,
разумеется, этого мальчика тридцать пять лет назад не было и в помине, ведь еще
не произошла встреча того мужчины и той женщины, благодаря которым стало
возможно его появление на свет.
— Что я хочу сказать, каждая фотография состояла из двух
частей, верхней и нижней, между которыми находилась миниатюрная проявочная
лаборатория, — продолжил Поп, сначала медленно, но по мере того, как оживал его
собственный интерес к предмету беседы, все увлеченнее и быстрее (хотя мысли о
том, кто отец этого мальчика, и какой прок от такого знакомства, и что же
неладно с этой камерой, так и не покидали мистера Меррилла). — По прошествии
минуты ты разделял эти половинки, снимал верхнюю с нижней, очень осторожно,
потому что на нижней был нанесен какой-то липкий состав, который вызывал ожоги
при попадании на кожу.
