– Иди туда, – Барсук подтолкнул Спартака к перевернутой
тачке, на которой сидел Володя Ростовский.
– Значит, так, парень, – сказал Володя Ростовский. –
Мы тебя будем спрашивать, а ты будешь честно отвечать. Мы тут не в суде,
поэтому юлить и изворачиваться незачем. И до хорошего не доведет. Понял? Ну вот
и хорошо. Тогда скажи нам вот что... В Ленинграде-городе ты с кем на хазе
проживал?
– Я так полагаю, вы не про мою мать спрашиваете...
Спартак лихорадочно соображал. «На кой им сдалась моя
ленинградская квартира? Про Марселя хотят выведать? Вряд ли. Марсель не
скрывал, что мы из одного двора. Разве только не распространялся, что из одной квартиры.
Допустим, теперь это выяснилось... И что тут такого? Да ничего такого
вроде. В доме, в квартире – какая разница...»
– Верно кумекаешь, – сказал Володя Ростовский, глядя на
Спартака примерно так, как сам Спартак смотрел бы на снующих под ногами муравьев. –
Маманя – это, конечно, дело святое, но нам маманя твоя сейчас ни к чему. Кто,
кроме нее, на хазе проживал, вот про них давай.
«А вот если всплыло про Комсомольца... Да, это больше
смахивает на правду. Допустим, Мойка как-то выведал, что вор жил вместе с Кумом
на одной хазе. Марсель этот факт скрывал... Хотя ведь и не скажешь, что
скрывал. Не скрывал, а просто не предавал огласке. Или по ихнему закону это
одно и то же? Эх, знать бы наверняка... Так мне-то что, говорить им про Кума
или нет? И на Марселя никак не посмотришь. Сам тут в перекрестье взглядов, как
бомбардировщик в лучах прожекторов. Да и Марсель в такой ситуации знаков
подавать, понятное дело, не станет».
– Соседи... – повторил Спартак. – Соседи, конечно,
были. А Марсель вам не сказал? Мы ж с ним соседствовали...
Спартак откровенно сыграл под дурака. Понятно, что от ответа
ему не уйти, но не помешает хоть немного его отсрочить. Глядишь, и получится
побольше выведать и сообразить, чего надо говорить, а чего как раз, наоборот,
ни в коем случае не надо. Собственно, это сейчас для Спартака было важнее всего
– понять, что будет лучше для Марселя. Что лучше для Марселя, то лучше и для
него.
– Я ж предупредил, чтоб ты не юлил, – ласковым голосом
произнес Володя Ростовский, главный сейчас человек на толковище, и от этой
ласковости у Спартака мурашки по спине пробежали. – Тебя спрашивают, ты
отвечай. Ежели не хочешь, тогда другое дело...
– Да бога ради, чего тут скрывать! – Спартак пожал
плечами. – Значит, по порядку. Как входишь в квартиру, по коридору направо
первая дверь – там жили мы с матерью. В двух комнатах, на двадцати четырех
квадратных метрах. Дальше прямо идешь по этому первому, короткому коридору,
сворачиваешь за угол и попадаешь в кухню. А сворачиваешь налево – попадаешь в
длинный коридор, параллельный короткому, куда выходили двери всех остальных
комнат. Сперва шла комната, где жил старик по имени Иннокентий, отчества не
помню, да никто и не звал его по имени-отчеству... Потом две двери...
– Насчет пустословия я тебя предупредить забыл. Будем
считать – моя вина, – перебил его Володя Ростовский. – Но теперь ты
знаешь, правильно? Валяй дальше и очень коротко.
– Две небольшие смежные комнаты занимала семья – отец, мать
и сын. Сын... вот он... Марсель, – имея обоснованный повод, Спартак повернулся
к Марселю.
Марсель все так же продолжал подбрасывать на ладони кусок
угля. Дался ему этот кусок... Или все же – неспроста он подбрасывает?
Что-то это Спартаку напоминало. Что-то настойчиво стучалось в закрытую дверцу
памяти, мучительно просилось наружу. Даже не сейчас засвербило, это началось,
едва Спартак переступил порог сарая и увидел Марселя. Уже тогда сия картина –
играющий камушком человек – показалась знакомой, а раз знакомой – в ней может
быть заключен некий смысл...
И Спартак вспомнил... «Твою об землю, мог бы и раньше
сообразить!» Ведь цепочка выстраивалась предельно простая: Марсель – Спартак –
помогал блатным – кусок угля. Именно так сам Спартак подбрасывал на ладони...
правда, не уголь, а по размерам схожий булыжник, что сути совершенно не меняет.
А суть проста до зубовного нытья – шухер. Простой человеческий шухер.
Самое смешное, что один раз Спартак действительно помогал
блатным! В самом что ни на есть классическом виде помогал – стоял на шухере...
Было ему то ли четырнадцать, то ли пятнадцать, тогда они, уж и не вспомнить, по
какой причине, некоторое время общались достаточно тесно – это потом уж
разошлись, разбежались каждый по своим компаниям...
Лучше сказать – разбежались, после того как Марселю не
удалось приобщить Спартака к любимому ремеслу. В то время у соседа уже
появилась своя компания, и разок он попробовал настоящее дело.
...«На кино подработать хочешь?» – предложил Марсель, и
Спартак согласился. На троллейбусе они доехали до угла Большого и Первой линии.
Потом долго сидели под липами аллеи на скамейке. Марсель то и дело беспокойно
оглядывался, иногда вскакивал со скамейки и, вытянув шею, крутил головой по
сторонам... а потом бросился к появившейся из-за угла троице – три мужика в
картузах и пиджачных парах, причем брюки были заправлены в сапоги.
Говорили они с Марселем недолго, после чего вновь скрылись
за углом, а сосед бегом вернулся к Спартаку.
«Я пойду во двор, буду там топтаться, будто жду кого-то, а
ты встань на улице у входа в подворотню, стой так, чтобы я тебя видел, –
торопливо объяснил Марсель. – Если увидишь, что к дому идут милиционеры
или сворачивает милицейская машина, тогда ты... – Марсель почесал затылок,
опустил голову, зашарил взглядом под ногами. Потом резко наклонился, поднял с
земли камень, протянул его Спартаку. – Швырнешь камень во двор. Можешь
даже попасть в меня. Не обижусь. Забились?»
«А кто это такие, чего собираются делать?»
Это из сегодняшнего дня глядючи, может показаться странным,
будто Спартак в тот момент не понимал, что к чему, что происходит и во что он
может вляпаться. Но ведь действительно не понимал!
«Людям помогаем, которые просили! – чуть ли не
прокричал Марсель. – Некогда объяснять, как мелкому! Не хочешь – чеши
отсюда. Обойдусь без нытиков и предателей!» Наверное, подействоовало слово
«предатель».
«Ладно», – сдался Спартак и взял камень...
Никаких милиционеров и машин так и не появилось. Спартак
проторчал у входа в подворотню около получаса, расхаживал взад-вперед,
подбрасывая булыжник, пару раз уронил на асфальт. Марсель в это время маялся возле
песочницы – Спартак презамечательно видел его через подворотню. Люди проходили
во двор, выходили из него, естественно, не обращая никакого внимания на
играющего с камушком пацана в свитере. Наконец появилась давешняя троица – в
картузах, костюмах и сапогах. Двое из них несли чемоданы, а третий волок
здоровущую плетеную корзину (с такими еще ходили по дворам старьевщики). В
общем, со стороны выглядело так, что человек с корзиной мирно отправляется в
отпуск, на юг или в деревню, а двое друзей помогают донести вещи до поезда.
Троица вышла к проезжей части Большого проспекта, где давно уже стоял зеленый
автомобиль, сели в него и укатили. Следом за ними из подворотни вышел Марсель и
со всей дури хлопнул Спартака по плечу. «Ну вот, а ты боялся! Айда прямо щас в
кино. А чего ты хмурый такой?»
