– А про город чего? Ты предлагаешь сперва захватить город,
навести там шороху и натопать ложный след? – Надо отдать должное Клыку, он
быстро схватил суть идеи Спартака.
– Примерно так, – кивнул Котляревский. – Город нам
так и так не обойти. Куда еще податься? К тому же за эту ночь запасы жратвы в
лагере изведены подчистую. А еще нужен транспорт, пешком далече мы не уйдем. И
оружия мало, а уж про боезапас не говорю, боезапас за сегодняшнюю ночь весьма
оскудел.
– Да не хрен делать этот городишко захватить! – вдруг
вскочил со своего места Ухо. – Они нас там не ждут, из защитников всего
пара легашей. А у нас стволы и народу тьма!
– Сядь, не брызгай кипятком, – процедил Марсель. –
Мешаешь мысль закончить.
– А этот что тут делает? – кивнул на Ухо
Горький. – Если я ничего не путаю, то это ж пристяжной покойного нынче
Мойки, который тебя, Марселюшка, с трона скинуть решил...
– ...при твоей помощи, – напомнил Марсель. – Не
забыл? Нам люди нужны. И ты нам нужен, и Ухо.
– В городе соберем горожан на митинг, – продолжал
Спартак. – Объявим, что мы повстанческая армия...
– Предложим желающим в нее записываться, – хмыкнул
Галера.
– Верно, – на полном серьезе кивнул Спартак. –
Скажем, что идем на Питер, будем устраивать четвертую революцию в колыбели трех
революций, что по пути будем осаждать лагеря, освобождать братьев наших...
– А может, и вправду? Святое ж дело! – вскинулся
Юзек. – Колыхнем лагеря!
– Ага, – кивнул Марсель, со стуком ставя на стол пустую
кружку. – Мировой пожар революции раздувать! Пока ты колыхаешь следующий
лагерь, тут нас и покоцают радостно.
– Именно, – поднялся со своего места Комсомолец. –
Наша удача в быстроте действий и передвижений. И еще в том, чтобы из города про
нас не успели телефонировать и телеграфировать. Тогда у нас в запасе будут
сутки. Я бы сказал так: целые сутки, но и не более суток. За сутки раздуть
пожар революции мы явно не успеем, но вплотную подобраться к границе сможем.
– Подождите! – предельно серьезно слушавший весь
разговор Литовец внезапно отлепился от стены, вышел на середину
кабинета. – Нас здесь мало, не мы решаем. Но хочу сказать – мы поддержим
уход за границу.
– Ну еще бы... – фыркнул Ухо.
– Подожди! Наговоришься еще! – Литовец махнул в его
сторону рукой. – Я в городе боюсь. В городе мы... Что в болоте бывает?
– Топь, трясина, – подсказал Галера.
– Увязнем, – вспомнил нужное слово Литовец. – В
городе мы увязнем. Людей будет не удержать. В городе водка и бабы. А чтобы
удержать, нужна дисциплина. Как быть?
– Це так, це верно, – поддержал его Стась. – Я-то
своих сдержу, что другие?
– А кто тут сидит, я че-то не пойму? – развел руками
Марсель. – Шестерки сидят или кто повыше? Что значит «не сдержу», а на кой
ты тогда главный? Пулю в лобешник тому, кто брыкнется, и весь базар-вокзал.
Один черт, больше, чем уже висит, на себя не навесишь.
– По этому поводу вот еще что, – сказал Спартак. –
Лагерных грузовиков на всех бродяг не хватит. На грузовики погрузится передовая
группа из людей, в которых нет никаких сомнений. Они и захватят городок.
Кстати, грузовики усилим металлическими листами. Не броневики, конечно, но все
же лучше, чем ничего. Остальные пойдут в город маршевой колонной. Значит, я
думаю вот что. Поутру, то бишь через час, соберем бродяг...
– Только не на плацу! Там мы свое отстояли! – сказал
Ухо. – О, на площадке, где проходил вертухайский развод!
– Хорошо, – согласился Спартак. – Соберем там.
Объявим, кто не с нами, тот может оставаться ждать вертухайской милости. Мы им
даже продукты оставим, которые они еще не сожрали. Если, конечно, что-нибудь
осталось. А еще скажем, что мы не одни, что многие лагеря восстали. А скоро
поднимутся все лагеря по всей стране.
– Вот ты и будешь эту речугу толкать, – сказал Марсель.
– Да ради бога, – не стал возражать Спартак.
– Слышь, Горький! – обратился Марсель к лидеру
сук. – А с кем ты и твои? Чего молчишь?
– А думаю, – в тон ему откликнулся Горький.
– Ну и над чем?
– Над тем, не улизнуть ли в одиночку, может, так спокойнее
будет, а?
– И чего спокойнее?
– Наш бунт не первый даже за этот год, а уж тем более за
десятку последних лет, – раздумчиво сказал Горький. – У легавых
противодействие тоже отработано, считай, до мелочей... И это горько, люди. Но
вот с уходом целой кодлы в заграницу они, пожалуй, еще не сталкивались. Им даже
в голову такое прийти не может. А стало быть, зыбкая возможность вырваться
целехонькими из этого пекла у нас есть. – Горький погладил щетинистый
подбородок. – Обратной дороги и в самом деле нет, у всех у нас. Мы
оказались в таком положении, когда просто обязаны рисковать. Будем считать, это
наша последняя отчаянная ставка, все на одну карту. Только я одного не пойму...
Все как-то легко проглотили «заграницу», никто ни о чем не вякнул, вопросов
удивленных не задавал...
– Деньги – они везде деньги, а вор – он всюду вор, –
широко улыбнулся Марсель, сидя по-прежнему на столе и покачивая ногой. –
Там еще жирнее грести можно. Так что чего тут задавать! Тут люди кругом
серьезные, с приличными сроками. А если учесть то, что еще поверх накинут за
наши новые проказы... о-о! И кому охота их отсиживать, или кому охота под
вышкарь? Поэтому все сразу поняли, в чем прелесть идти к буржуям.
– Будем считать, по этому вопросу ты кругом прав, –
сказал Горький. – А теперь скажи: как мы командовать станем нашей
разношерстной кодлой?
– Обязательно скажу. Чутка попозже. Теперь я еще малость
скажу за другое. – Марсель воткнул в столешицу ножик, который вертел в
руке. – Не буду расточать ужасные угрозы, обойдемся и без клятвенной
божбы, к чему эти глупости? Я просто вам скажу, что раз уж так вышло и мы
отныне в одной лодке, то и тонуть станем сообща. Ежели кто не хочет, тот может
сдернуть прямо сейчас. Как уже было сказано, можно остаться на киче и ждать
вертухаев с подарками. А вот потом свинтить уже не выйдет ни у кого из нас, дорогие
вы мои. Обратной дороги потом не будет, только вперед. А ежели кто начнет
фордыбачить и мутить, то – уж без обид. Я к тому, что не надо корчить обиженную
рожу, когда вас без долгих толковищ и судилищ просто возьмут и посадят на
перо...
Взгляд в прошлое
Декабрь 1945 года, спустя два дня после восстания
Черная «эмка», где на заднем сиденье расположился полковник
Прохорцев, а на переднем рядом с водителем – майор Калязин, ехала по
широкой улице города Энска, застроенного одноэтажными неказистыми домишками с
непременными огородами, дощатыми заборами, колодцами. Собственно, городом это
поселение считалось единственно по той причине, что все остальные населенные
пункты на сотни километров окрест значительно проигрывали и в протяженности, и
в количестве жителей. Просто нечего больше в этих местностях было называть
городом, а хоть какой-то же должен быть, хотя бы, что называется, для порядка.
