– Все, поскулили и хватит, – Спартак обвел взглядом
обступивших его людей. Ну чистое заседание Генштаба, право слово. Ухмыльнулся:
– Читаю в глазах немой вопрос: «Есть ли у нас какие-то шансы?»
– Есть такой вопрос, – сказал Танкист. – И есть
еще другой: не лучше ли всей оравой попереть на легашей? По-матросски, ревя,
попрем на пули. Если легашей пригнали из тех, кто фронта не нюхал, может, и
дрогнут. Прорвем кольцо... Ну, или помрем как люди.
– Во-первых, не лучше, – сказал Спартак. –
Во-вторых, шансы есть. И даже не скажу, чтобы очень дохлые. Наш шанс – это
ночь. Ночью мы можем выскользнуть из окружения. Днем прорываться бессмысленно.
Днем придется держать оборону... Словом, орлы, боевая задача проста, как
собачий хвост, – продержаться до ночи. Плохо то, что еще только утро. Зато
хорошо то, что дни сейчас короткие.
– Они ж тоже не дурные, – с сомнением покачал головой
Танкист. – Ночью плотнее сомкнут кольцо, выставят такие дозоры, сквозь
которые и одному не просочиться, а уж отрядом...
Он махнул рукой.
– Есть кое-какие идеи и на этот счет, – сказал
Спартак. – Одессит, тебе первому ставлю боевое задание. (Одессит шуточным
макаром отдал честь.) Марш бегом по хатам. Экспроприируешь у крестьянского
элемента все простыни, пододеяльники, наволочки и все белое белье. И волоки его
сюда.
– Саваны шить? – скроив серьезную рожу, спросил
Одессит.
– Шить будем, это я тебе обещаю. Только не саваны...
– Маскхалаты,– догадался Горький. И вдруг расплылся в
улыбке: – Просто и гениально! Этого, думаю, они никак не ждут. А ведь и вправду
это дает нам хороший шанс. Особенно по темноте. Если еще затеять ложный,
отвлекающий прорыв...
– Затеем, – Спартак постучал карандашом по
столу. – И еще кое-что затеем. Мы не первые на этой земле, кого окружают в
населенном пункте превосходящие силы противника. На той же Финской подобное
сплошь и рядом случалось, причем, что характерно, тоже в студеную зимнюю пору.
Чаще белофинны окружали наших, но бывало и наоборот. Некоторым удавалось
вырываться из, казалось бы, совершенно гиблого «котла». А я, позволю себе
напомнить, прошел две войны, среди которых была и Финская. Так что кое-чему
учен. И это кое-что мы обязательно применим. Достанем из загашника. Но об этом
потом. Танкист! Возьми кого-нибудь, пошарьте в колхозных закромах. Нужен
бензин, керосин, прочие горючие жидкости и все какие есть бутылки. Тряпья
кругом навалом. Сможешь из этого приготовить зажигательные гостинцы?
– А то! – хмыкнул Танкист.
– Теперь вот что, хлопцы и орелики, – Спартак раскрыл
тетрадь на страничке с наспех нарисованным планом деревни. – Слушайте и
запоминайте с превеликим тщанием. Потому как от безукоризненного исполнения и
полной согласованности действий зависит, продержимся ли мы до ночи. Короче, от
этого зависят наши жизни. – Спартак помуслил карандаш. – Двое твоих,
Горький, и двое твоих, Марсель, идут к речке. Они займут позиции здесь и
здесь, – Спартак поставил на карте крестики. – Здесь укроются за
деревьями, а тут залягут за коровьей изгородью. Место открытое, просматривается
хорошо, в случае если они пойдут там, до нашего подхода вчетвером вполне их можно
задержать. Только думаю, через реку штурмовать они не станут. Понести
гигантские потери в их планы никак не входит. Самые опасные направления –
со стороны дороги и со стороны колхозного коровника, где лес вплотную
подступает к деревне. Здесь поступим вот как...
Вскоре тетрадный лист оказался изрисован крестиками и
стрелками. Спартак скрупулезно разъяснил каждому его задачу, часто и совершенно
сознательно повторяя одно и то же – все-таки сейчас рядом с ним были люди в
большинстве невоенные.
– ...Диспозиция диспозицией, а боевой дух – это, пожалуй,
поважнее будет, – закончил Спартак инструктаж. – Втолкуйте каждому из
своих парней, что наше положение не просто не пропащее, а еще вполне сносное. У
нас есть оружие, у нас есть боеприпасы. И не по одному патрону на ствол, как
зачастую бывало в начале войны с фрицем, а вполне приличный запас, который,
даст бог, еще и пополним. У нас есть еда, вода. Мы встречаем врага не в чистом
поле – у нас стены, за которыми можно укрыться и согреться. Если уж на то
пошло...
В избу влетел один из блатных.
– Шухер, бродяги! Там на дороге... Фу-у... – он
замолчал, пытаясь отдышаться.
– Что там? – шагнул к нему Марсель.
– Там Ухо с легавыми, – сказал вбежавший...
Энкавэдэшники подогнали грузовик к выходу дороги из леса на
открытое пространство, разделявшее лес и деревню. Задом подогнали. В кузове с
пола поднялся человек, предъявил себя в полный рост и тут же вновь рухнул на
доски, чтобы не сняли очередью или метким одиночным выстрелом. У этого человека
были серьезные основания опасаться за свою жизнь. На такую сволочь, как Ухо,
никто из товарищей Спартака, да и сам Спартак, пули бы не пожалел. Потом над
задним бортом показалась башка. Ухо приложил ко рту жестяной рупор.
– Братья! Братья-повстанцы! Люди! Нам дают амнуху!
Спартаку и находившимся с ним людям – они засели внутри
самого крайнего деревенского дома, распахнув окна, – прекрасно было
слышно, что выкрикивает парламентер. Хотя, конечно, благородное слово
«парламентер» к такой гниде никак не годилось.
– Братва! Смертная казнь отменена! Уже давно отменена, а
вертухаи от нас скрывали! Расстрелов не будет! Слышите! Кто сам выйдет и
сдастся, дела тех будут пересмотрены! Сукой буду!
– Почему будешь, ты и есть сука, – сквозь зубы процедил
рядом со Спартаком Марсель.
– Будут разбираться в причинах бунта! Почему, из-за
чего... – надрывался Ухо. – Накажут Хозяина и кумовьев! Вышла бумага,
что мы невиновны! Что нас довели! Вертухаев будут карать за превышение, а нам
срока накидывать не будут! Это приказал сам товарищ Сталин! Он сказал, что виноваты
не мы, а начальники! Начальников под суд, а нам амнуху! Слышите, да? Сам
товарищ Сталин!
Ухо поорал еще немного про товарища Сталина и выдохся.
Однако на этом речи не закончились. В кузове, оказывается, прятался еще один
человек, теперь и его голова показалась над бортом, и к нему перешел рупор.
– К вам обращается майор Коломеец, командир отряда НКВД. Мне
поручено довести до вашего сведения, что руководство партии и страны приняло
решение не применять к вам никаких репрессий. Также принято решение, в случае
добровольной сдачи и выдачи зачинщиков, пересмотреть ваши дела. Товарищ Сталин
лично станет заниматься вашими делами...
– Кто бы спорил! – хмыкнул Марсель. – Ясно,
пересмотрят...
– Неужели он заливает? – каким-то сломанным голосом
произнес кто-то из блатных. – Не может же он врать про товарища Сталина?
– Ты чего несешь, падаль! – Марсель подскочил к
блатному, схватил за грудки. – Мусорам поверил! Суке Уху поверил!
– Выходит, истинные суки у тебя под носом были, – вдруг
раздался голос Горького.
