И если до сих пор они продирались сквозь ад, то теперь это
был ад, возведенный в энную степень. Разрывы следовали один за другим, не
прекращаясь ни на секунду, семитонную машину бросало из стороны в сторону, как
бумажный самолетик в порывах ветра. И вообще создавалось полное впечатление,
что они угодили в исполинский барабан для измельчения щебня – грохот стоял
такой, что аж зубы сводило... Счастье еще, что зенитчики пока не пристрелялись,
да и Котляревский, выгнав все посторонние мысли из башки, слившись с машиной
воедино, превратившись в элемент ее управления, всячески старался сбить им
прицел – резко и беспорядочно менял курс, скорость, высоту, однако осколки
снарядов то и дело ширкали по обшивке – пока не пробивая, но ведь это вопрос
времени... Долго так, конечно, продолжаться не могло. А когда на них выйдут
истребители – амба настанет полная и бесповоротная...
Им помогла опять же случайность. Ну и еще реакция Спартака,
наверное. Несколько снарядов рванули под ними практически одновременно и потому
как-то особенно гадко, и на мгновение бомбардировщик оказался скрыт дымовой
завесой. Лучи прожекторов потеряли цель – и Спартак, вряд ли соображая, что
делает, движимый не разумом, а инстинктом, неожиданно для самого себя бросил
самолет вправо и вниз, выжимая все что только возможно из неповоротливой
машины.
Он уходил прочь из зоны обстрела, забирая в сторону от курса
на север и постепенно увеличивая высоту – ничего, потом разберемся, сейчас
главное – выбраться.
И они, как это ни удивительно, выбрались.
Прожектора суматошно кромсали небо, тщась отыскать
потерянную мишень, но шарили они совсем не там, где, упорно карабкаясь ввысь,
шел на пределе скорости «ДБ-3». И через несколько минут раскатистый гул
канонады остался позади.
Спартак непослушными пальцами рванул ворот комбинезона,
шумно перевел дух и только сейчас понял, что вспотел буквально до костей, хотя
вряд ли взрывы согрели морозный воздух в кабине. Осмотрел приборы. Как будто
все нормально, моторы работают исправно, топливо и масло в ночь за бортом не
вытекают, машина рулей слушается, вот только ледяным ветерком откуда-то тянет –
не иначе, пробоину все-таки самолет получил...
Неужели проскочили?
– Ну что, аттракцион закончен. Экипаж?
– Стрелок-радист в ажуре, – последовал ответ. –
Даже пострелять не пришлось.
А дальше – тишина в наушниках.
Спартак остолбенел.
– Штурман...
Молчание.
– Беркович, отвечай!!!
Молчание.
Одним движением Котляревский расстегнул ремни, привстал,
насколько позволял шнур шлемофона, заглянул в штурманский отсек...
Так...
Беркович лежал на спине на полу перед креслом, и искрящаяся
от инея лужица крови растекалась вокруг его головы. Лицо его было бело-голубым,
глаза бессмысленно таращились в потолок, и ветер из разбитого окна трепал
выбившиеся из-под шлема волосы.
Так-так-так...
Несколько секунд Спартак тупо смотрел на тело и никак не мог
сообразить, почему штурман, пусть и мертвый, не пристегнут в кресле ремнями.
Потом тряхнул головой, собираясь с мыслями, сел на место. И сообщил по
внутренней связи:
– Беркович убит.
Черкесов присвистнул.
– И это еще не все новости, – продолжал Спартак. –
Тебе как: сначала плохую или очень плохую?
– Давай просто плохую.
– Топлива до Эзеля не хватит.
– Ага... А какая очень плохая?
– Я понятия не имею, где мы находимся.
– Это в каком, пардон, смысле?
Спартак почувствовал глухое и, признаться, неоправданное
раздражение.
– Мы уходили от зениток, помнишь? – терпеливо объяснил
он. – На компас я, как ты понимаешь, не смотрел. Забрались далеко к
востоку. И чешем теперь неизвестно где и пес знает куда.
– А! Тогда все ясно. А то я уж думал, – безмятежно
сообщил стрелок-радист, – что ты имеешь в виду – мы находимся глубоко
в заднице.
Губы Котляревского против воли расползлись в улыбке. Нет,
что ни говори, но каким бы раздолбаем ни был Черкесов, а нравился он Спартаку
все больше и больше.
– Ну, ежели откровенно, то примерно это я и имел в
виду, – сказал Котляревский.
– А я вот знаю, где мы, – сказал стрелок-радист. –
Мы не на твоей Венере с буржуями в обнимку, а все еще на Земле. Более того: в
Европе, а не в Америке. И в целом самолете. Что тебе еще надо?
– Ты радиограмму передал, болтун, что отбомбились
успешно? – сурово спросил Спартак.
– А то. Как только бомбы ушли.
– А приказ какой был?
– Радировать, когда выйдем к морю.
– И что? Приказы нарушаешь?
– Ну и где твое море? То-то. И потом: если б нас зенитки
сбили, откуда бы наши узнали, что задание выполнено?
Нет, раздолбай – он раздолбай и есть.
На самом деле все действительно было пока не так уж плохо.
Сейчас два пятнадцать. В августе ночи на этих широтах еще короткие, дотянуть до
рассвета топлива хватит, а там привяжемся к местности, благо в планшете имеется
карта, выработаем план... Если, конечно, не нарвемся на неприятности.
И на неприятности они, конечно, нарвались.
* * *
Спустя часа полтора безмятежного полета в совершенно
неизвестном направлении в шлемофоне раздался абсолютно спокойный голос
Черкесова:
– Эге, а у нас гости.
– Интересно, и почему это я не удивлен, – проворчал в
ответ Котляревский. – Наконец-то пожаловали... Сколько, где?
– Пока наблюдаю две машины, кто конкретно – хрен поймет, не
разобрать... Да истребители, кто же еще? Слева, примерно на восемь
часов, – стрелок-радист помолчал и добавил: – А здесь будут минут через
пятнадцать...
Это он вроде как пошутил, скотина. Там «восемь часов» –
здесь пятнадцать минут.
Спартак мельком глянул в левый иллюминатор, но ни черта,
разумеется, не увидел. Темнота и темнота кругом. Хотя...
Там, внизу, на земле, еще была ночь, мирно дрыхли простые
обыватели, несли ночную службу люди военные – свои и вражеские, тускло блестели
какие-то огоньки. Но небо на востоке уже серело, сигнализируя о заступлении на
вахту нового дня, еще полчасика, и удалось бы, наверное, худо-бедно
определиться, в какие дебри их занесло, и принять грамотное решение...
Однако не было у них и четверти часа. Небо, серое на
востоке, во всех прочих направлениях было фиолетово-черным и, главное,
предательски чистым. Лишь по правому борту, километрах в пятидесяти от машины и
значительно ниже, неподвижно зависла в воздухе причудливо изогнутая,
исполинская гряда кучевых облаков, в нескольких местах просвечиваемая навылет
восходящим солнцем. Нуте-с, товарищ Чкалов, и что будем делать? Единственное
решение – уходить туда, спрятаться в этих поднебесных кустах, пока не
накрыли, там не достанут. Однако – Спартак скоренько представил себе карту и
мысленно прочертил маршрут, прикинув, на сколько они отклонились от курса после
зенитного обстрела и сколько с того момента прошло времени, – однако по
всему получалось, что сейчас они где-то в районе германо-польской границы, и маневр
с уходом вправо занесет их глыбенько на территорию Польши. Которая вряд ли
встретит своего заблудшего отпрыска с распростертыми объятиями. Скорее уж
дружными прицельными залпами бойцов из Армии Крайовой она Спартака встретит...
