– Подгоняем саперный
[6]
. Бабахаем кошкой раз.
Мимо. Бабахаем два. Зубья проползают рядом, цепляют белофинскую шапку с ушами и
тянут на нашу сторону. Мы не особо огорчаемся, потому как первый блин,
известно, завсегда комом. К тому же шапка тоже трофей, тоже в хозяйстве
сгодится...
* * *
За время, что он провалялся в госпитале, Спартак
Котляревский переслушал массу подобных историй. Да и сам стравил честной
компании пару-тройку схожих баек, есть такой грешок... А вообще, он не
переставал удивляться и себе, и другим – вот ведь престранная человеческая
натура! На войне, из которой все они только что вырвались, мало чего было
веселого и забавного, с гулькин нос было веселого, прямо скажем... но
вспоминают почему-то исключительно смешные эпизоды или выворачивают события
так, что трагедия превращается в фарс. Впрочем, есть и такие, что не хотят
ничего вспоминать. Ну так они по курилкам и не ходят – лежат себе в палатах,
закрыв глаза или же уткнувши ряху в подушку.
– А вот у нас, помню, случай был прошлым летом на маневрах
под Курском... – баечную эстафету подхватил курносый связист с
забинтованной головой. Но рассказать свою историю не успел.
Распахнулась дверь, и в библиотеку вошел завотделением,
военврач первого ранга
[7]
Шаталов, царь и бог больничного
корпуса. Оглядел внимательно собрание, сказал:
– Ага. Вижу, товарищи больные, многие у нас тут явно
перележали! Половине пора на выписку. Пора отправлять по частям за несоблюдение
режима, причем всенепременно со штампом «симулянт»...
Все это он произнес без тени улыбки. Да это и не было
шуткой, это была своего рода обрядовая, то бишь пустая по сути, но обязательная
к исполнению фраза. Типа «караул сдал», «караул принял» и тому подобных.
Завотделением обязан был выразить неодобрение и высказать порицание – должность
заставляла (хотя на самом деле военврача Шаталова подобные мелочи напрочь не
волновали, когда голова кругом шла от по-настоящему серьезных проблем). Точно
так же «товарищи больные» не могли не отреагировать на появление в комнате
старшего и по званию, и по должности (хотя все знали, что военврач первого
ранга чинопочитанию не придает ровным счетом никакого значения).
Пациенты медленно-медленно, что твои умирающие лебедушки,
потянулись к пепельнице, изображая, что собираются послушно тушить
окурки, – однако никто в испуге не вскочил, не стал прятать окурки в
рукава. Больной с рукой на перевязи нехотя принялся сползать с широкого
подоконника, а двое игроков в шахматы неспешно стали приподниматься со стульев,
не отрывая, однако, взглядов от доски.
– Котляревский здесь? – громко спросил военврач.
– Здесь я, – сказал Спартак.
Плюнув на ладонь, он затушил едва начатую папиросу и сунул
ее в портсигар, а портсигар упрятал в карман полосатой пижамы. Двинулся к
двери.
– Пошли, Котляревский, – выходя в коридор, военврач
махнул рукой. В коридоре резко остановился, обернулся и пристально взглянул в
глаза Спартаку: – Мне передавали – на выписку просишься, Котляревский. Всех,
говорят, уже утомил своими челобитными. Куда торопишься?
– Дома хочу Новый год встречать, чего тут, – угрюмо
пожал плечами Спартак. – Да и что мне в госпитале-то торчать? Я –
легкораненый, рана уже затянулась, нагноения нет, из процедур остались покой,
пилюли и перевязка. На перевязку раз в день можно и в амбулаторию ходить, а
пилюли можно пить и дома... Здесь я только койку зря занимаю.
– А если с тобой что случится, мне придется отвечать. Так,
Котляревский? Скажем, хлопнешь в праздник больше положенного, замерзнешь в
сугробе? С тебя-то спрашивать уже в другом месте будут, а с меня
спрашивать будут здесь, на этой вот поднебесной территории. И спросят:
почему ты, старый пень, выпихнул недолеченного бойца из госпиталя? А может,
какой умысел имел? Может, как раз и рассчитывал, что по слабому здоровью любая
хворь вгонит раненого красноармейца в гроб и на одного бойца в Красной Армии
станет меньше?
Спартак внимательно посмотрел на айболита и подумал вдруг:
«А ведь это странно – и что завотделением сам пришел, а не послал кого-то за
рядовым больным, и разговор этот дурацкий. Что тут обсуждать? Я попросился на
досрочную выписку – мне отказали. И чего мудрить? Передал бы отказ через
дежурную сестру или лечащего врача – вот и вся недолга. А еще эти подначки про
недолеченных бойцов...»
– Ну, нельзя так нельзя, – вздохнул Спартак, еще раз
пожав плечами. И все же, видимо, по юношескому упрямству не удержался от
последнего аргумента: – Только когда новых привезут, куда их класть
будете? Вон, коридор весь забит.
И это было сущей правдой. От комнаты сестры-кастелянши и до
шахты грузового лифта, то есть почти до самого конца коридора, по обе стены
койки стояли вплотную друг к другу. Тяжелых, понятное дело, определяли в
палаты, а в коридор выносили легких, к каковым относился и сам Спартак – так
что он тоже загорал в коридоре... Вот только за последнее время, после
«плановых наступлений» и «успешных прорывов вражеской обороны», тяжелых
поднабралось немало.
– Правильно рассуждаешь, Котляревский, класть некуда, –
военврач первого ранга снял очки, сунул в нагрудный карман халата. – В
резерве у меня библиотечная комната, превращенная вами черт-те во что, часть
коридора от ординаторской до процедурной да собственный кабинет. Все верно,
Котляревский, верно... – И сказал решительно: – Тогда пошли оформляться на
выписку, боец Котляревский.
И быстро направился в сторону своего кабинета. Потрясенному
Спартаку ничего не оставалось, как догонять эскулапа. Спартак отказывался
что-либо понимать. Дурака, что ли, товарищ доктор валяет? Или переутомился?
Ведь у него операция за операцией, немудрено... Но тогда совсем уж непонятно,
почему завотделением занялся Спартаком лично. Даже, похоже, собственноручно
собирается оформлять бумаги, когда единственное, что от него требуется – это
подпись под документами, заполненными лечащим врачом... Создавалось
впечатление, что главная забота нынче у завотделением – легкораненый Спартак.
Все эти странности и неясности порождали легкую тревогу.
На рабочем столе Шаталова уже лежала заранее приготовленная
медкарта больного Котляревского. «Час от часу не легче, – подумал
Спартак. – Выходит, он заранее собрался меня выписывать и просто спектакль
ломал. Зачем, позвольте спросить?»
– Чего встал? Стул придвигай и садись, – военврач
обошел стол, взял медкарту, вновь нацепил очки. – Значит, Котляревский
Спартак Романович?
