Спартак быстренько прикидывал, что делать дальше. Он бы и
сам допер сверток до вездехода, мы люди не гордые, но поступать так ни за что
не следовало. Ни один немецкий офицер не попрет на горбу по улице какую бы то
ни было тяжесть – у него на то подчиненные имеются, герр гауптман сам таскать
не будет, разве что в экстраординарных случаях...
Спартак обернулся к старикашке:
– Скажите, чтобы вездеход подъехал сюда. Живенько!
Тот закивал и выкатился из амбара. Судя по его суетливости,
подполью он помогал без особой ретивости, постольку-поскольку, и хотел
побыстрее избавиться и от опасных гостей, и от их непонятных, но безусловно
предосудительных, с точки зрения оккупационных властей, вещичек...
Беата повернулась к Спартаку с сияющим видом:
– Ну вот, все в целости!
– Не кажи «гоп», – сказал он хмуро. – Нам еще до
лесничества добираться – средь бела дня, заметь, сквозь немцев. Сколько их
шныряло, когда мы сюда ехали... А из лесничества нужно еще...
Он не договорил – обернулся к двери, заслышав шум мотора.
Другого мотора, ничуть не похожего на вездеходовский... Мать твою, это ж
мотоцикл трещит, и не один...
Беата, сжав губы, опустила руку в объемистую дорожную
сумочку, перекинутую через плечо. Она тоже моментально пришла к тем же выводам.
– Тихо! – шепотом фыкнул Спартак. – Если дед не
продал, все обойдется. А почему, собственно, не должно обойтись?
В щелочку приоткрытой двери он видел медленно проехавший по
улице мотоцикл с коляской. На нем восседали три немца – классического облика, в
знакомых накидках, касках, пылезащитных очках. Они старательно оглядывались,
вертели головами, следом катил второй «Цюндап» с такой же публикой. И у всех на
груди красовались полумесяцем запыленные бляхи на цепочках – ага, полевая
жандармерия, бабку их впереверт через колодец...
Беата растерянно оглянулась на торчавший из соломы сверток.
Спартак моментально забросал его соломой, вновь приник к щели. Еще один
мотоциклист остановился у невысоконькой, по пояс человеку, ограды, выбравшийся
из коляски-галоши пулеметчик целеустремленно двинулся в дом напротив, а тот,
что сидел за спиной водителя, пнул калитку и вошел в их двор...
Черт их знает, серьезная это облава или примитивное «курка,
млеко, яйко»? Как бы там ни было, держались они так, словно собирались обшарить
тут все сверху донизу. Водитель, выключив мотор, двинулся следом за камрадом...
Спартак принял решение моментально. Толкнув Беату на кучу
соломы, он навалился сверху и задрал ей подол платья чуть ли не до талии.
– С ума сошел? – возмущенно вскрикнула она.
– Тихо! – страшным шепотом рявкнул Спартак ей на
ухо. – Ну-ка, мигом изобрази что-нибудь блудливое! Герр гауптман девку в
сарай затащил, дело житейское... Авось уйдут...
Надо отдать ей должное – девушка, испытанная в нешуточных
переделках, поняла мгновенно, быстренько расстегнула платье, спустила с плеча –
правого, обращенного к двери, – и они старательно завозились, изображая
незатейливую походно-полевую любовь в хлеву.
Дверь громко скрипнула. Краем глаза Спартак видел, как
фельджандарм опасливо остановился на пороге, держа «шмайс» наготове. И,
притворяясь, что ничего не замечает, продолжал тискать Беату грубо и
примитивно, как и надлежит солдафону, которому романтически ухаживать некогда.
Мучительно медленно ползли секунды. «Где дед? – подумал
Спартак отстраненно. – Если не продал, если добрался до машин –
обойдется...»
Солдат опустил наконец автомат, хорошо разглядев
происходящее в амбаре, расплылся в идиотской улыбке. Он должен был разглядеть и
гауптманские ромбические звездочки на погонах Спартака, внутри достаточно
светло...
Услышав ржанье жандарма, Спартак притворился, будто только
сейчас обнаружил присутствие непрошеного свидетеля, повернул голову в сторону,
оскалился, сделал страшную рожу и, выразительно погрозив кулаком, махнул рукой:
исчезни, дескать, мать твою, не порти музыку герру офицеру!
Немец и в самом деле попятился, все так же глупо ухмыляясь.
Снаружи послышался неразборчивый разговор – и дружное ржанье в несколько
глоток. Затрещал мотоцикл. «Неужели сваливают? – с облегчением подумал
Спартак. – Вроде бы прокатило...»
– Ушли? – тихонько спросила Беата.
– Вроде бы. Погоди, не вставай, еще кого-то несет...
Он вновь занялся расхристанной девушкой – лившийся в
распахнутую дверь дневной свет вновь перекрыл человеческий силуэт. На сей раз
Спартак краешком глаза рассмотрел, что это офицер, в мундире и без
плащ-накидки. И повторил те же жесты, какими совсем недавно убедил солдата
убраться к черту.
Однако получилась осечка. Вошедший и не думал вести себя как
подобает деликатному человеку. Он сделал два шага внутрь и произнес сварливым,
неприятным тоном:
– В самом деле, придурок Юрген на сей раз удивительно точен
в объяснениях – гауптман и девка... Герр гауптман, вас не затруднит оторваться
от вашего увлекательного занятия? Я понимаю, это нелегко, но вынужден
потребовать...
Спартак встал, одергивая китель и бормоча что-то под нос с
самым недоброжелательным видом. Он сразу увидел, что имеет дело всего-то с
обер-лейтенантом. И подобрался в ожидании возможных неприятностей. С какой
такой стати, вопреки субординации, в соблюдении которой немцы особенно славны,
обер-лейтенант что-то «требует» от старшего по чину? Все получает объяснение,
если сделать единственно возможное допущение: обер-лейтенант отнюдь не простая
пехотная рожа, что-то у него есть за спиной такое, что позволяет и со старшим
по званию вольничать... Поисковая группа? Какая-то спецчасть? Фельджандармы,
конечно, наглецы известные, работа такая, и старших в грош не ставят, но все
равно ситуация не та, это ж не въедливая проверка на дороге...
Спартак остановился лицом к лицу с немцем, в демонстративно
неуставной позе, заложив большие пальцы за ремень, всем видом давая понять, что
кипит от переполняющего его негодования.
– Это ваши машины и ваши люди у костела? – отрывисто
спросил немец.
Спартак лениво кивнул.
– Что у вас за команда? Мне о вашем присутствии в этом
районе ничего неизвестно. Извольте отрекомендоваться по всем правилам и
предъявить все имеющиеся документы.
Ах, как этот фриц шпрехал – завидки брали! Чем дальше, тем
яснее было, что за камрада-тевтона Спартаку не сойти... Он оглянулся, послал
выразительный взгляд Беате, с видом сконфуженной скромницы приводившей платье в
порядок. Она, все еще сидя на куче соломы, потянула к себе за ремешок сумку.
Не удостоив ее и взглядом, немец напирал на Спартака:
– По-моему, я просил вас предъявить документы...
Судя по тону и роже, ни за что не отлипнет. Потянуть время,
пока обозначится какая-то ясность и точный расклад сил? Пожав плечами – благо
играть неприязнь особенно не пришлось – Спартак пробурчал:
