– Твою морду я запомнил. Встречу еще раз в этом районе –
убью. Усвоил? Э-э, земеля... По глазенкам вижу, что не усвоил. Выходит, не
дошла пока моя наука до печенок...
И Спартак, отпустив пальто, всадил гопстопнику резкий
полукрюк точнехонько в солнечное сплетение. Тот беззвучно задвигал ртом, ну
вылитая рыба, и, вытаращив глаза, осел на асфальт.
Как те же финны. По окончании боя, если поле боя оставалось
за ними, они подползали и добивали раненых красноармейцев не по врожденной
злобности национального характера, а по хуторской привычке любое дело доводить
до конца.
Спартак тоже не испытывал к этому приблатненному типу ни
злобы, ни иных каких чувств, и праздник возвращения тот не испортил, потому что
праздника, собственно, и не было. Просто дела надо доделывать. Добить удальца –
это чересчур, перебор выйдет, а проучить так, чтобы забыл сюда дорогу навсегда,
следовало всенепременно.
Спартак раскрытыми ладонями врезал гопстопнику по ушам,
заставив заскулить...
– Так, все, цинк
[11]
! Ша, босота!
Ну-ка по углам! – раздался под аркой уже другой – знакомый – голос.
– Он же дурной, Марс! У него котелок набок! – жалобно
пропыхтел гопстопник снизу, вывернув голову и глядя на приближающегося Марселя
во франтоватом пальто и пышной бобровой шапке. А затем неудачливый
горлохват, не дожидаясь дальнейшего развития событий, проворно подхватил с
асфальта упавшую ушанку и бросился наутек в сторону улицы.
– Извини, Спартачок, – якобы виновато развел руки в
стороны Марсель. – Шутка. Мы с корешем увидели, как ты сошел с рогатого, и
решили проверить, насколько сильны бойцы в Красной...
Марселя скрючило в три погибели от короткого, почти без
замаха, бокового в печень.
– Хороший удар, соседушка, – прошипел сквозь зубы
Марсель, безуспешно пытаясь разогнуться. – Смачный. Рука быстрая, ой,
йо-о... Прежде ты так не умел. Научишь?
– Научу. Прямо сейчас, – пообещал Спартак, вновь
закидывая вещмешок за плечи. – Записываешься добровольцем в Красную Армию
и делаешь, что прикажут...
– Все, я догнал, можешь не продолжать. А теперь ты прими от
меня один маленький совет. – Марсель все еще не мог выпрямиться. Стоял,
согнувшись, опираясь рукой о стену, переминался с ноги на ногу. – После
того как вдарил, сразу отступай на пару шагов. А то я бы тебе запросто засадил
пику в икру или в колено. Или кулаком по бейцалам... – Он наконец
отдышался. – Ну, двинулись, что ли?
Они неторопливо вошли в заснеженный двор. Марсель,
невысокий, широкоплечий, стриженный под «полубокс», с нагловатым огоньком в
серых маленьких глазках, пер ровно и уверенно, вразвалочку. Издалека видно, кто
таков. Жизненная цель соседа Спартака по коммуналке определилась еще в юности,
и к ней Марсель стремился семимильными шагами.
Мела поземка, и было противно. Триумфального возвращения не
получилось, равно как и не было напрочь никакого новогоднего настроения.
Сволочь все-таки этот Марсель.
– А ты, я смотрю, арсенал подлых приемчиков тоже
пополняешь, – мрачно усмехнулся Спартак.
– Ну так время-то идет, – Марсель поправил съехавшую на
лоб шапку. – А насчет подлых – это ты зря. На войне тоже небось не думал,
благородно – не благородно выйдет, а мочил, чтоб самого не замочили. Ты же с
Финской причапал?
– Откуда знаешь? – Спартак снова достал пачку «Пушки».
– Два и два сложил. На, угостись, – Марсель на ходу
слазил в карман пальто, достал и открыл золоченый портсигар. –
«Герцеговина Флор». Такие курит сам отец народов.
– А мне свои нравятся, – сказал Спартак. – Кстати,
тоже могу угостить. Не хочешь? Ну как хочешь. Тогда давай, шутник, выкладывай,
что у нас во дворе нового?
– Нового хватает. Тебе вкратце или подробно?
– А как пожелаешь.
– А тебе с чего начинать – с общей политической ситуации или
с какого-нибудь конкретного лица? – И добавил вроде бы бесстрастно: –
Например, с Наташки Долининой.
Бесстрастный тон Спартаку категорически не понравился. Он
остановился.
– А что у нас с Наташкой Долининой? – спросил он
настороженно.
Марсель знал, как и весь двор, что у Спартака и Наташки из
четвертого подъезда была любовь с седьмого класса. Юношески-романтическая,
взаимная, трепетная и чистая. Продолжавшаяся вплоть до ухода Котляревского на
финский фронт. А уж как убивалась Долинина во время проводов – о том до сих пор
вспоминали.
Марсель чиркнул спичкой, протянул огонек Спартаку и, не
глядя на приятеля, ответил кратко:
– Замуж вышла.
Глава 3
Дом, родимый дом
...Они именно приятельствовали – никак нельзя было сказать,
что дружили: в слишком уж разных плоскостях лежали их интересы, привязанности и
увлечения. Спартак мечтал о небе, его почти ровесник Марсель (названный так
вовсе не в честь французского города, имя его было приблизительной
аббревиатурой имен Маркса, Энгельса и Ленина) мечтал о карьере вора. И не
простого щипача, как его отец (профессии пусть и весьма почетной в определенных
кругах), а вора знаменитого, уважаемого и представительного. Вора с заглавной
буквы. Чтобы Марсель стало именем нарицательным. Как у Папанина. Не в том
смысле, что полярник был вором, а в смысле, что был уважаемым... Ну, вы
понимаете. Пока Марсель еще ни разу не сидел, но к тому шел уверенно и четко.
Тем не менее границы коммунальной квартиры, общие кухня и прихожая вынуждали с
малолетства общаться, разговаривать, жить бок о бок; в общем – мириться с
существованием друг друга. Так они и выросли вместе.
– А ты не знал?
Котляревский помотал головой.
Странно, но новостью о замужестве Долининой Спартак не был
ни огорошен, ни потрясен, ни выбит из колеи. На войне, знаете ли, очень быстро
привыкаешь к потерям и учишься принимать удары судьбы. Но стало неприятно.
Стало как-то пусто и горько внутри. Хотя в мыслях он и рассматривал подобный
вариант.
Ах, Натка, Натка...
Возле подъезда Марсель остановился, протянул руку:
– Ну, давай, что ли. Еще увидимся.
– Домой не пойдешь?
Марсель вроде бы с сомнением оглядел пустой двор и очень
странно посмотрел на Спартака:
– Да нет пока. Дела кой-какие имеются.
Спартак не стал уточнять – какие именно. Но взгляд Марселя
ему не понравился.
Грязноватая лестница. Второй этаж. Обитая черным дерматином
дверь с почтовым ящиком и наклеенными на нем вырезанными названиями газет. Спартак
постоял перед дверью, прислушиваясь к жизни внутри, помедлил, держа палец над
черной кнопкой: сами понимаете, как жильцы могут отреагировать на ночной
звонок, особливо ежели все свои вроде как дома...