Трубку снял сам Джон Пауэр… Теперь мне кажется, что именно
поэтому погибли Пэтси Харриген с Томом Гибсоном. Да и сам Джон Пауэр – тоже. Я
был уверен, что к телефону подойдет диспетчер – тогда это была Ханна Веррил, –
и я объясню ей, в чем дело. Услышав же резкий и уверенный голос помощника
шерифа, я растерялся и чуть не проглотил камешки. С минуту, должно быть, не мог
и слова выдавить.
«Чертовы ребятишки», – проворчал Пауэр, собираясь повесить
трубку.
«Постойте! – выкрикнул я. Камешки исказили мой голос до
неузнаваемости, словно рот у меня был ватой набит. – Не вешайте трубку!»
«Кто это?» – спросил он.
«Не важно, – ответил я. – Если вам дорога ваша дочь, срочно
увезите ее из города и ни в коем случае не подпускайте близко к библиотеке. Я
не шучу. Ей грозит серьезная опасность».
На этом все и кончилось. Подойди к телефону Ханна, я сказал
бы ей куда больше. Назвал бы имена – Тэнси, Тома, Пэтси… да и про Арделию
рассказал бы. Но Пауэр напугал меня; мне почему-то казалось, что, не повесь я
трубку, он каким-то образом увидит, что я стою у телефона и трясусь как
осиновый лист.
Я выплюнул камешки на ладонь и выбежал из будки. Позвонив, я
сбросил с себя заклятие Арделии – так, во всяком случае, казалось, но меня
охватила самая настоящая паника. Видели когда-нибудь птичку, которая, влетев в
дом, начинает судорожно метаться и колотиться в окна? Нечто подобное творилось
и со мной. Я даже позабыл о детях, которым грозила смертельная опасность. Мне
вдруг показалось, что Арделия меня видит, что она все время с меня глаз не
спускала и теперь хочет со мной разделаться.
Меня обуревало лишь одно желание – спрятаться подальше, с
глаз долой. Я быстро пошел по Мейн-стрит. Ближе к ее концу я уже сбился на бег.
К тому времени все в моем мозгу смешалось – и Арделия, и Библиотечный
полицейский, и темный человек – тот самый, что управлял паровым катком и сидел
за рулем автомобиля, увозившего Растяпу Саймона. Я был почему-то уверен, что
сейчас все трое преследуют меня в стареньком «бьюике». Добравшись до вокзала, я
снова спрятался в уже знакомом пакгаузе. Забился под нижнюю полку стеллажа,
весь дрожа в ожидании, что с минуты на минуту нагрянет Арделия. Я был уверен,
что стоит мне только поднять глаза, и я увижу ее мерзкое рыло с ободком.
Тогда я ползком выбрался из пакгауза и вдруг прямо посреди
кучи прелой листвы у платформы увидел полбутылки вина. Когда-то я сам ее там
оставил, а потом начисто позабыл. В три глотка я осушил бутылку, а потом залез
под платформу и отрубился. Очнувшись, я решил было, что проспал каких-то
несколько минут – освещение и тени ничуть не изменились. Лишь головная боль
прошла и желудок от голода подводило.
– Неужели вы проспали целые сутки? – спросила Наоми.
– Нет – почти двое суток! В контору шерифа я звонил около
десяти утра в понедельник, а очнулся под платформой, все еще сжимая пустую
бутылку, уже в среду, в восемь утра. Да и сон этот был не простой. Не забудьте
– я ведь два года, почти не просыхал от беспробудного пьянства. Добавьте сюда
Арделию, детишек и этот кошмар во время детского часа. Два года я вертелся в
настоящем аду. Должно быть, нашлась все-таки здравая частичка моего мозга и
сумела неким образом отключить меня на какое-то время… Я был словно в коме.
Так вот, когда я проснулся, все было уже кончено. Мертвых
детей еще не нашли, но все уже было позади. Я понял это, как только пришел в
себя. Внутри образовалась какая-то странная пустота; такое ощущение возникает,
когда проводишь языком по десне, где только что был зуб. Но только пустота эта
возникла не где-нибудь, а прямо в моем мозгу. И я понял, в чем дело: Арделии не
стало. Дьявольское отродье сгинуло.
Выпрямившись в полный рост, я едва не лишился чувств. От
голода, должно быть. И тут увидел Брайана Келли, который служил тогда на
станции кладовщиком. Он обходил стоявшие рядком контейнеры и что-то помечал в
блокноте. Я с трудом проковылял к нему. Когда Келли заметил меня, лицо его
исказила гримаса отвращения. А ведь было время, когда мы с ним распивали на
пару в таверне «Домино», которая сгорела дотла за несколько лет до вашего
приезда, Сэм. Я не ссорился Келли – перед ним предстал грязный, вонючий,
насквозь пропахший мочой и перегаром оборванец, из волос которого торчали
прелые листья.
«Вали отсюда, старикан, не то я легавых позову», – пригрозил
он.
Тот день я на всю жизнь запомнил. У пьяницы ведь многое
случается впервые. Вот тогда я первый раз в жизни попросил милостыню. Умолял
его подать мне четвертак на чашку чая с бутербродом. Келли пошарил в карманах и
достал какую-то мелочь. Он даже не отдал мне монеты, а брезгливо швырнул в мою
сторону. Мне пришлось ползать и собирать их посреди золы и грязи. Вряд ли он
хотел тем самым унизить меня. Скорее просто не желал ко мне прикасаться. И я
его не виню.
Увидев, что я собрал деньги, Келли сказал:
«А теперь, старик, проваливай! И помни: я в самом деле
позову копов, если ты еще сюда заявишься».
«Не заявлюсь», – пообещал я и поспешил прочь.
Келли так и не узнал меня. К счастью.
По дороге в забегаловку я проходил мимо газетного киоска и,
приостановившись, увидел свежий выпуск «Газетт». Вот когда я понял, что проспал
двое суток. Число для меня ровным счетом ничего не значило – я уже давно привык
без календаря обходиться, – а вот день недели поразил. Я ведь точно знал, что
Арделия выпихнула меня ногой из постели в понедельник. А газета вышла в среду.
В следующее мгновение я разглядел кричащие заголовки. Оказалось, что я проспал
самый громкий день за всю историю Джанкшен-Сити.
«ПОИСКИ ПРОПАВШИХ ДЕТЕЙ ПРОДОЛЖАЮТСЯ»,
гласил один заголовок. Рядом были помещены фотографии Тома
Гибсона и Пэтси Харриген. Другой заголовок извещал:
«ВСКРЫТИЕ ПОКАЗАЛО, ЧТО ПОМОЩНИК ШЕРИФА УМЕР ОТ СЕРДЕЧНОГО
ПРИСТУПА».
Внизу – фотография Джона Пауэра.
Я взял одну газету, оставил пятицентовик и, усевшись прямо
на тротуар, жадно прочитал обе заметки. Первая, про детишек, была короче.
Особой тревоги их исчезновение не вызвало. Шериф считал, что они просто сбежали
из дома.
Да, Арделия знала, кого выбрать; эти двое и впрямь считались
отъявленными сорвиголовами, которые друг друга стоили. Их постоянно видели
вместе, они жили по соседству. К тому же, утверждал автор заметки, обоим
родители задали нахлобучку после того, как мать Пэтси увидела, что ее дочь и Том
раскуривают сигареты. В Небраске у Тома жил непутевый дядюшка-фермер, и шериф,
Норм Бимен, был уверен – там-то и следует искать беглецов. Впрочем, что он еще
мог подумать? Эти дети были не из тех, кто проваливается в колодец или тонет в
речке. А вот я точно знал, где их следует искать. Вместе с Арделией, которой
удалось-таки обвести всех вокруг пальца. Там их и нашли, ближе к вечеру. Меня
мало утешало то, что я спас Тэнси Пауэр и себя.
