Наоми не могла оторвать взгляда от его мертвенно-бледного
лица, от невиданной прежде решимости во взоре и жесткой линии губ. Сэм
изменился, но… напуганным больше не казался. Наоми даже подумала: «Он похож на
человека, которому разрешили проникнуть в собственный кошмарный сон с мощным
оружием в руках». И еще Наоми показалось, что в такого человека можно
влюбиться. От этой мысли ей даже стало не по себе.
Пять минут спустя Сэм притормозил у стоянки автомобилей
перед детским универмагом «Три поросенка». И не мешкая выскочил под дождь. За
несколько ярдов от дверей он остановился. На углу между бензозаправкой и
стоянкой автомобилей стоял телефон-автомат – несомненно, тот самый, из которого
Дейв много лет назад позвонил в контору шерифа Джанкшен-Сити. Звонок из этого
автомата не уничтожил Арделию, но, конечно же, способствовал тому, что она не
появлялась здесь столь длительное время.
Сэм забежал в будку. Тут же вспыхнул свет. Внутри ничего
примечательного не было, если не считать исписанных телефонными номерами и
изрисованных стен. Телефонного справочника не было, и Сэм вспомнил слова Дейва
про то, что «в те времена во многих будках еще лежали телефонные книги».
Затем посмотрел на пол и увидел именно то, что хотел найти.
Фантик от конфетки. Подобрал его и прочитал: «Ириски „Солодка“». Наоми, уже
теряя терпение, нажала на клаксон. Сэм выскочил из будки, помахал Наоми
фантиком и помчался в магазин.
4
Заспанный, совсем еще юный продавец уставился на Сэма с
нескрываемым недоумением – время было довольно позднее, дождь лил как из ведра,
и, кроме Сэма, в универмаге не было ни единого покупателя. Недоумение продавца
переросло в изумление, когда на его глазах Сэм разом сгреб с полки все упаковки
ирисок «Солодка» – их было около двадцати.
– Вы уверены, что вам этого хватит, папаша? – насмешливо
осведомился он, когда Сэм со своей добычей приблизился к прилавку. – У нас на
складе еще пара коробок этого добра припасена. Жевать так жевать.
– Нет, мне достаточно и этих, – ответил Сэм. – Пробейте,
пожалуйста. Я спешу.
– Все нынче спешат, – философски изрек продавец. – И зачем,
главное? Все ведь там будем… – И принялся нажимать кнопки кассового аппарата с
мечтательной неспешностью постоянно одурманенного наркомана.
Заметив на прилавке круглую резинку, Сэм задумчиво взял ее,
повертел и спросил:
– Можно взять?
– Пожалуйста, папаша, – осклабился продавец. – Считайте ее
подарком от меня, Повелителя «Трех поросят», вам, Владыке солодковых ирисок.
Подарком в дождливый понедельник.
Сэм натянул резинку на запястье, она повисла, как свободный
браслет, и в эту минуту ветер снаружи рванул с такой силой, что стекла
универмага жалобно задребезжали, а лампы замигали.
– Вот это да! – воскликнул Повелитель «Трех поросят». – А
ведь урагана нам не обещали. Только легкий дождик. Пятнадцать долларов сорок
один цент.
Сэм вручил ему двадцатку и криво улыбнулся:
– В моем детстве эти конфетки были куда дешевле.
– Инфляция, папаша, – развел руками продавец. – Ничего не
попишешь. Вы ведь тащитесь от этих ирисок, да? А я вот батончики «Марс»
предпочитаю.
– Тащусь, говорите? – горько усмехнулся Сэм, пряча в карман
сдачу. – Да я эту дрянь на дух не переношу. – И снова усмехнулся. – Нет, это…
тоже подарок. Кое-кому.
Что-то в лице Сэма испугало молоденького продавца. Он
попятился и едва не опрокинул стойку с сигаретами и жвачкой.
Сэм бросил на него удивленный взгляд и решил, что просить
пакет не станет, распихал ириски по карманам старенькой спортивной куртки и
поспешил к выходу. При каждом его шаге целлофановые обертки ирисок громко
шуршали.
5
Наоми уже пересела за руль. Едва отъехали от стоянки, Сэм
вынул обе книги из пакета с эмблемой «Пелл» и с грустью уставился на них. «Боже
мой, сколько из-за них неприятностей, – подумал он. – Из-за устаревших стишков
и пособия для безмозглых лекторов». Хотя на самом деле виной всему были,
конечно, не книги. И Сэм это отлично понимал.
Сняв с запястья резинку, он стянул ею оба томика. Затем
извлек бумажник, отделил пятидолларовую бумажку от изрядно похудевшей стопки и
засунул ее под резинку.
– Это еще зачем? – спросила Наоми.
– Штраф. За эти книжки и еще одну – «Черную стрелу»
Стивенсона. Мой старый должок. Чтобы покончить с этим раз и навсегда.
Он положил книги между двумя сиденьями и вынул из кармана
пакетик солодковых ирисок. Разорвал обертку, и тошнотворно-приторный, давно
забытый запах шибанул ему в нос гигантским кулаком. Запах этот мигом достиг
мозга, а оттуда пробрался и в живот, который тут же схватила жесточайшая
колика. В первый миг Сэм даже испугался, что сейчас его вывернет наизнанку.
Похоже, он так и не сумел преодолеть в себе детский страх.
Тем не менее он продолжал один за другим вскрывать пакетики
с ирисками, раскладывая на коленях красноватые воскообразные столбики. У
перекрестка Наоми остановила «датсун» на красный свет, хотя ни справа, ни слева
машин не было. Непрекращавшийся ливень и порывистый ветер яростно терзали
крохотный автомобильчик. До библиотеки оставалось всего четыре квартала.
– Сэм, что вы делаете? – удивленно спросила Наоми.
Поскольку он и сам толком этого не знал, то ответил так:
– Если Арделия и вправду кормится человеческим страхом, то
нужно попытаться подобрать… его противоположность. Для нее это скорее всего
окажется ядом. Как по-вашему; что бы могло быть такой противоположностью?
– Не знаю, – пожала плечами Наоми. – Но сомневаюсь, чтобы
конфетки с солодкой.
– Откуда у вас такая уверенность? Ведь всем известно, что
вампиры-кровососы панически боятся крестов. А что такое крест? Всего лишь пара
скрещенных дощечек или железок. Кто знает, может, не менее действенным оказался
бы кочан капусты?
Зажегся зеленый свет – Соответствующей формы, – задумчиво
промолвила Наоми, трогая «датсун» с места.
– Вот именно! – Сэм указал на продолговатые красные
конфетины. – Просто ничего другого у меня нет. Возможно, это и нелепо, но мне
наплевать. Для меня эти ириски – символ всего того, чего лишил меня
Библиотечный полицейский: любви, дружбы, чувства сопричастности. Всю свою
жизнь, Наоми, я ощущал себя чужаком, так и не осознав причины этого. Теперь я
знаю почему. Ведь он отобрал у меня и эти ириски тоже. В детстве я обожал их. А
потом меня от одного их запаха наизнанку выворачивало. До сих пор. Но ничего, я
справлюсь. Мне важно только понять, что с ними делать.
Сэм принялся разминать липкие столбики и скатывать их в один
комок. Наибольшие опасения у него вызывал тошнотворный сладковатый запах, но
вскоре Сэм убедился: самым неприятным оказалось ощущение их липкости… и еще
зловещий кровавый цвет, в который окрашивала ладони и пальцы сходящая с
конфеток краска. Тем не менее Сэм не бросал задуманного, каждые полминуты
прибавляя к комку очередной липкий столбик.
