– Возможно, я и пытаюсь прыгнуть выше головы, – промолвил
он. – Кто знает – вдруг противовесом страха окажется для нее обыкновенное
мужество. Или, если хотите, удаль. Неужели дело может быть только в этом? Как
вы считаете? Может ли Наоми отличаться от Сары лишь наличием мужества?
Наоми казалась испуганной.
– Вы хотите спросить, только ли одно мужество заставило меня
бросить пить?
– Я и сам не знаю, что хочу спросить, – признался Сэм, – но,
похоже, нечто в этом роде. Ведь про страх мне спрашивать не нужно – я и сам
отлично знаю, что это такое.
И Сэм вспомнил ту полнейшую апатию, которая охватила его в
далеком детстве после того изнасилования в кустах возле библиотеки. Мужчина,
назвавшийся полицейским. Незнакомец с больной психикой. А ведь для него
случившееся наверняка было лишь мелким, не слишком запоминающимся эпизодом в
биографии. Так, очередной безмозглый ребенок, которому удалось с такой
легкостью запудрить мозги.
«Впрочем, – подумал Сэм, – я еще легко отделался. Окажись на
месте насильника настоящий Библиотечный полицейский, все могло кончиться гораздо
хуже». Впереди тускло замаячили две белые сферы – начало подъездной аллеи
Публичной библиотеки Джанкшен-Сити. Наоми нерешительно произнесла:
– На мой взгляд, полная противоположность страху –
честность. Честность и вера. Как вам кажется?
– Честность и вера, – задумчиво повторил Сэм, словно пробуя
ее слова на вкус, при этом не переставая разминать липкий красный комок. – Что
ж, вполне возможно. В любом случае выбирать нам уже некогда. Мы приехали.
6
Мерцающие зеленоватые цифры электронных часов на приборном
щитке показывали 7.57. Все-таки они успели до восьми вечера.
– Может быть, подождем немного и убедимся, что все уже ушли,
а потом пойдем к Дейву, – предложила Наоми.
– Да, пожалуй, так будет правильнее, – согласился Сэм.
Наоми въехала на стоянку, которая располагалась на
противоположной стороне улицы. Белые сферы матово мерцали под дождем. Деревья
гнулись и жалобно скрипели под напором усиливающегося ветра. Могучие дубы
кряхтели и постанывали, словно их мучили кошмарные видения.
В две минуты девятого к библиотеке подкатил фургончик с
укрепленной на заднем стекле табличкой
«МАМОЧКИНО ТАКСИ».
Послышались нетерпеливые гудки, а в следующий миг дверь
библиотеки распахнулась (даже сейчас, под проливным дождем, она выглядела куда
менее зловещей, чем при первом посещении Сэма, когда показалась ему вертикально
прорезанным ртом на сером гранитном лице), и из нее гурьбой высыпали ребятишки.
Ученики младших классов. Они на бегу прикрывали головы и со смехом забирались в
фургончик. Сэм с завистью наблюдал за ними. Какое счастье, должно быть,
покидать библиотеку смеясь? Из-за незнакомца в круглых темных очках Сэм так и
не узнал этого ощущения.
Тут он все вспомнил. Честность и вера. И подумал: А ведь
штраф уже уплачен. Я уплатил его, черт бы их всех побрал!
Разорвав обертки двух последних ирисок, он добавил обе
конфетины к липкому, отвратительно пахнущему комку и принялся остервенело мять
его. Из выхлопной трубы отъезжающего «МАМОЧКИНОГО ТАКСИ» валил густой белый
пар. И до Сэма вдруг дошло, что именно подсказало ему измученное его
подсознание.
– Я уже заканчивал школу, – произнес он, – когда ребята
как-то решили отомстить парню, которого недолюбливали. Сам-то я, правда, в их
затее не участвовал. Только наблюдал. Так вот, мальчишки стащили кусок
пластилина из учебной студии и залепили им отверстие выхлопной трубы Понтиака,
на котором разъезжал этот малый. Хотите знать, чем это кончилось?
– Чем? – неохотно спросила Наоми.
– Глушитель взорвался, – ответил Сэм. – Сразу в двух местах.
Осколки разлетелись, словно шрапнель. Глушитель оказался слабым местом в его
автомобиле. В противном случае, думаю, взрывом разворотило бы цилиндры.
– Сэм, зачем вы об этом рассказываете?
– Я говорю о надежде, – пояснил он. – Главное, на мой
взгляд, – надежда. А честность и вера могут и подождать чуть-чуть.
«МАМОЧКИНО ТАКСИ» скрылось за плотной пеленой дождя. На
часах было 8.06, когда двери библиотеки снова распахнулись. На этот раз вышли
мужчина и женщина. В мужчине, который зажимал под мышкой зонтик, на ходу
застегивая плащ, Сэм сразу узнал Ричарда Прайса, хотя и видел его лишь раз: на
фотографии в старой газете. Сопровождала же его Синтия Берриган, юная помощница
библиотекаря, с которой Сэм познакомился в субботу вечером. Прайс что-то сказал
девушке. Сэму показалось, она рассмеялась.
Внезапно он осознал, что сидит, выпрямившись, на переднем
сиденье «датсуна» в страшном напряжении; попытался расслабиться, но ничего не
вышло. Впрочем, Сэма это не слишком удивило.
Прайс раскрыл зонтик и, приподняв над головой, любезно
пригласил девушку под его прикрытие. Они поспешили к автомобильной стоянке, где
Прайс забрался в допотопную «импалу» размером с фургон, а Синтия села в
крохотный «юго». Когда Прайс круто развернул свой автомобиль, осветив фарами
старенький «датсун», Наоми испуганно пригнулась, и Прайс, прогудев на прощание
Синтии, прокатил мимо. Синтия, отсалютовав ему, тоже умчалась, но в
противоположную сторону.
Теперь из всех действующих лиц перед опустевшей библиотекой
остались лишь Сэм и Наоми. И, возможно, Арделия, затаившаяся где-то в глубине
здания.
Вместе с закадычным другом Сэма – Библиотечным полицейским.
7
Наоми завела двигатель и, медленно обогнув квартал, выехала
на Вегман-стрит. Слева, возле поворота, на изгороди висел указатель:
ТОЛЬКО ДЛЯ БИБЛИОТЕЧНОГО ТРАНСПОРТА
Бешеный порыв ветра тряхнул «датсун», капли дождя
забарабанили по стеклу, словно камешки. Где-то поблизости послышался
оглушительный треск – то ли крупная ветка обломилась, то ли небольшое деревце
не выдержало напора разгулявшейся стихии и рухнуло на землю.
– Ну и дела! – упавшим голосом пробормотала Наоми. – Что-то
не нравится мне это.
– Да, я тоже не в восторге, – кивнул Сэм, скорее
догадавшийся о том, что сказала девушка, нежели расслышавший ее слова: он
пытался представить, как выглядел пластилин после того, как его запихнули в
выхлопную трубу автомобиля. Словно волдырь на коже.
Перед указателем Наоми свернула влево. По узкой аллейке они
въехали на небольшую заасфальтированную площадку перед задним входом в
библиотеку. Площадку освещал одинокий дуговой фонарь. В его резком оранжевом
свете раскачивающиеся под ветром ветви дубов отбрасывали на кирпичную стену
тени, которые причудливо дергались в полумраке, словно отплясывали какой-то
сумасшедший танец. На мгновение две из этих теней слились в одну, напоминающую
зловещую человеческую фигуру, затаившуюся в угрожающей позе и вот-вот готовую
прыгнуть.
