Холден больше не сомневался в своих чувствах к Кортни. Он любил эту сумасбродку, эту эмансипированную до крайности журналистку, самоуверенную, спесивую, острую на язычок и совершенно не приспособленную к семейной жизни. Холден видел все ее недостатки и любил даже их. Без этих мелких, иногда раздражающих черт Кортни была бы другой, фарфоровой куклой без души и мозгов, а к чему Холдену этот суррогат?
Если бы только Кортни не занималась ерундой и позволила ему направлять их отношения, может быть, и они бы объявили перед Рождеством о своей помолвке. Ни в чем Холден не был так уверен, как в том, что они с Кортни предназначены друг для друга. Эта была Судьба, и не в их силах было сопротивляться ее велению.
Чтобы там себе Кортни ни навыдумывала, мы будем вместе, твердо решил Холден. Я только хочу, чтобы Кортни поняла это сама. Она ведь такая упрямая, пока не обожжется, ни за что не поверит, что нельзя совать руку в огонь. Интересно было бы встретиться с ее родителями.
Холден потряс головой, прогоняя непрошеные мысли. О каком знакомстве с родителями может идти речь, если их собственные отношениях неопределенны? Холден сейчас даже не понимал, встречаются они с Кортни или нет. Всего за пару часов она умудрилась все запутать так безнадежно. У Холдена даже появилось нехорошее ощущение, что разбираться они теперь будут гораздо дольше.
Титаническим усилием воли Холден заставил себя заняться бумагами.
Перед Рождеством всегда было много работы, и к праздникам все налоговые инспекторы чувствовали себя выжатыми как лимон. Вот и сейчас в коридорах Холден встречал не сотрудников, а их бледные тени. В столовой за все время обеда можно было переброситься всего-то парой слов. И куда только пропали жаркие обсуждения последнего бейсбольного матча или жалобы на супругов?
И все же Холден чувствовал, что вокруг него что-то происходит, но он был слишком погружен в свои мысли, чтобы следить за пристальными взглядами и шепотками за спиной.
Он старался с головой уйти в работу, чтобы не думать о Кортни, но получалось плохо: и работа не двигалась, и образ Кортни постоянно стоял перед глазами. Холден чувствовал, что еще немного, и он бросит все и поедет к ней, чтобы объясниться. В конце концов, у нее была неделя, чтобы разобраться со своими чувствами!
Сколько же можно терзать их обоих? Холден был уверен, что Кортни страдает так же сильно, как и он сам. Ну почему эта упрямая девчонка не признается себе, как близки они, как идеально подходят друг другу?!
Звук сообщения, пришедшего по электронной почте, дал Холдену возможность без мук совести отложить несчастный отчет. Он открыл письмо и с удивлением прочитал его текст. Письмо было от старого приятеля Холдена, они вместе начинали карьеру в налоговой службе. Сейчас приятель работал в другом отделе, но их интересы то и дело пересекались, и потому Холден не удивился, получив от него письмо. А вот содержание послания повергло Холдена в ступор.
«Привет, Холден.
Знаю, что должен был все рассказать тебе еще пару дней назад, но не мог, как-то не верилось, и до сих пор не верится. Но слухи уже поползли, и я считаю своим долгом предупредить тебя.
Думаю, ты помнишь Шейна Хэнсона? Кстати, ты ловко его прищучил, а если бы не дурак судья… но речь сейчас не об этом. Так вот, ходят слухи, что Хэнсон — невинная овечка и жертва коварного заговора. Якобы его жена, объединившись с тобой и одним адвокатом, ограбила Хэнсона, а ты добил его, сфабриковав обвинения.
Холден, я уверен, что ты этого не делал, но для твоей карьеры и репутации будет лучше, если ты сумеешь опровергнуть эти домыслы. Сплетня о тебе и Хэнсоне — самая обсуждаемая в последние два дня. Это показатель. Прошу тебя, прими хоть какие-то меры, иначе беды не избежать.
Кларк».
Холден откинулся на спинку стула и еще раз внимательно просмотрел сообщение. Куски мозаики медленно складывались в голове в единое целое. Неудивительно, что Кортни не хочет ему звонить! Он уже сыграл свою роль, он — отработанный материал, так зачем же обращать на него внимание, тратить свое время?
Но как великолепно она играла! Холден ведь поверил в то, что небезразличен ей. Поверил в ее нежность, в ее внимание, в ее ласки.
Господи, как же отвратительно чувствовать себя использованным!
Зачем, зачем она это сделала?! Неужели так хотела отомстить этому Шейну? Неужели не могла пережить пренебрежение? Она ведь знает, как это больно, чувствовать себя ковриком для ног, выброшенным на помойку. Зачем она сделала это с ним? Он ведь просто искал любви, заботы, спокойствия. Он был готов отдать свою душу Кортни, лишь бы быть с ней вместе, лишь бы слышать ее голос, ощущать аромат ее волос и ласкать нежную бархатистую кожу…
Холден сжал пальцы, но тут же разжал и резко выдохнул.
Нельзя давать гневу власть над разумом. У него так много вопросов к Кортни, так почему бы не задать их? Недели должно было хватить, чтобы придумать удобоваримые ответы. А может быть, она даже не потрудилась сделать и это маленькое усилие? Ведь теперь ясно: он для нее никогда ничего не значил. Много ли может значить пешка для королевы? Нет, он был не пешкой, скорее ладьей, которой можно пожертвовать ради более крупной фигуры.
Глубокий вдох и серия коротких резких выдохов. Все должно идти своим чередом. Холден склонился над отчетом. Работа прежде всего. У него будет вечером время, чтобы поговорить с Кортни. И он поговорит, как бы она ни старалась уйти от этого разговора.
Уже неделю Кортни валяла дурака. Иначе этот острый приступ ничегонеделания назвать было нельзя. Она не написала ни слова, появлялась в офисе лишь для того, чтобы со скучающим видом посидеть час-полтора, а потом, сославшись на срочные дела, сбежать. Дома же Кортни заворачивалась в плед и смотрела в одну точку, пока, очнувшись в полной темноте, не понимала, что пора ложиться спать, чтобы завтра провести такой же бесполезный день.
Энни беспокоило состояние подруги. Но как часто бывает со счастливыми людьми, она стала немного эгоистична и жила сейчас лишь своими переживаниями. Барбара же давно привыкла к тому, что Кортни пропадает куда-то на пару недель, а потом возвращается шумная и довольная жизнью, как всегда. Из-за этого Кортни осталась наедине с собой, раздираемая сомнениями и противоречиями. Но попросить помощи не позволяла гордость. И она вновь заворачивалась в плед и ждала темноты, чтобы лечь спать и хотя бы во сне забыть о своей разрушенной жизни.
Кортни уже не сомневалась в том, что жизнь ее разрушена. Она сама нажала на спусковой крючок. Она не могла быть с Холденом, но и не быть с ним не могла. Этот порочный круг сводил с ума, а выхода Кортни не видела. У нее не осталось моральных сил на то, чтобы порвать сеть, напрячься и сделать шаг, первый, самый сложный шаг из трясины.
День за днем ее преследовали мысли о том, как все могло бы быть, если бы… Вот только Кортни не знала, что «если бы». Если бы она не так дорожила своей свободой? Если бы она не так сильно обожглась о Шейна? Если бы месть не стала для нее смыслом жизни?
