– Вы хотите сказать, что Сталин не должен был умереть, но умер?
– Да.
– А что вы сделали?
– Как что? Попал сюда! Эмигрировал. Скрылся.
– Ой! – Кора была потрясена. – Значит, сто пятьдесят лет назад был человек, который догадался про параллельный мир и сюда перепрыгнул?
– До какой-то степени вы можете считать, что именно так.
Из кабинки вышел ротмистр Покревский и принялся умываться. Он не прислушивался к разговору Коры с Эдуардом Оскаровичем. А если и прислушивался, то ничем этого не показал.
– А вы кто по специальности? – спросила Кора Калнина.
– Я физик. Физик-экспериментатор. Это вам что-нибудь говорит, моя дорогая прапраправнучка?
– Разумеется, – сказала Кора. – Вы делали атомную бомбу.
Снова зазвенел колокол, к нему присоединилась отвратительным звуком сирена.
– Зовут на завтрак, – сказал Эдуард Оскарович.
– А вы не очень молодой… – осторожно произнесла Кора.
– Я был профессором, – сказал Эдуард Оскарович. – И даже должен был баллотироваться в члены-корреспонденты Академии наук. Но не успел.
– Потому что перешли сюда?
Профессор ничего не ответил. Он смотрел на спину ротмистра, который дожидался, пока тонкая струйка воды наполнит горсть, и плескал в лицо.
Они пошли на завтрак.
* * *
За завтраком Кора оказалась рядом с Покревским.
– Мне не хочется есть, – сказала Кора, когда медсестра кинула перед ней миску с кашей, на кучке которой чуть набок сиротливо лежала котлетка.
– Мне тоже, – ответил Покревский. Но взял тарелку Коры и подвинул ее сидевшей рядом чернявой принцессе.
– Бессловесным животным хуже всего, – сказал он.
Птичка сказала что-то ротмистру.
– Вы ее понимаете? – спросила Кора.
– А чего ее понимать, – лениво ответил Покревский. – Она говорит, что эту дрянь есть не хочет, но из уважения ко мне слопает котлету.
Медсестра поставила перед Корой кружку с чаем. Чай был на удивление крепко заварен.
Но без сахара.
– Они на нас экономят, – сказала Кора.
– Воруют. Все тащат.
Покревский щелкнул пальцами. Медсестра принесла сахарницу.
– Вас слушаются?
– Меня боятся. Я этот долбаный лабиринт прошел с первой попытки и прикончил ихнего солдата, который изображал дракона или еще какую-то нечисть.
Так как Кора не ответила и ничем не показала своего восхищения или недоверия, ротмистр агрессивно спросил:
– Вы мне не верите? Конечно же, вы не верите! А я знаю почему – вы селениты. Вы знаете о таком писателе – Герберте Уэллсе?
– Я его любила, когда была девочкой, – сказала Кора. – У нас была одна кассета в библиотеке. «Война миров».
– А я цитирую книгу «Первые люди на Луне». Он ее недавно написал.
– Или очень давно… с моей точки зрения.
Принцесса положила маленькую тонкую ладошку на руку ротмистра.
– Ты ешь, – сказал тот. – Черт знает, сколько нам еще придется наслаждаться прелестями мирной жизни. Вы москвичка, Кора?
– Нет, я найденыш, – сказала Кора. – Я из приюта. Но моя бабушка живет под Вологдой.
– Что-то они сегодня не торопятся угощать нас скудным завтраком, – сказал Журба, сидевший напротив Коры. Но стол был широким и потому разделял, а не объединял сидевших по разные стороны.
– А на рассвете три вертолета прилетели, – сказал инженер. Он был ухожен, побрит, пострижен, казалось даже, что от него пахнет одеколоном. Покревский перехватил взгляд Коры и сказал:
– Он на особом положении. Как консультант по летательным машинам. А вы думаете, что аппараты тяжелее воздуха в самом деле завоюют воздушное пространство?
Кора поглядела на него в растерянности, потому что непонятно было, шутит ли он. Ведь он здесь живет уже несколько дней. Но взгляд ротмистра был чист и честен.
– Да, – сказала Кора. – И мы научимся летать между звезд, как учил ваш любимый Герберт Уэллс.
– Чепуха, – сказал Покревский.
Принцесса стала теребить его, заговорила, и ротмистр склонился к ней, будто стараясь выделить в щебете какой-то смысл. Лицо у него было белым, шрам – темно-красным, неровным, глаза очень светлыми и оттого дикими. Прядь волос все падала на узкий высокий лоб, и ротмистр нервно откидывал ее.
Сонно вползла в комнату запоздавшая Нинеля.
Медсестра словно поджидала ее в дверях – метнула миску и чашку сразу, как только женщина села на свой стул.
– Поосторожнее, – сказала Нинеля. – Я этого не люблю.
Нет, она куда больше похожа на разведчицу, чем на самоубийцу от любви.
– Ой, Корочка, если бы ты знала, что было! – зашуршала она на ухо Коре.
– Что еще?
– Я от тебя ночью шла, а он меня подстерег. Ужас какой-то… какой мужик, я ни минуточки ночью не спала, меня еще никто так не… не радовал!
– Ты о ком?
– Ну, ты же знаешь! Полковник Рай-Райи. Наш с тобой полковник.
– Ну уж не наш.
– С него бетон, оказывается, до полуночи сбивали. Он рассказал. Чуть живой остался – налицо попытка превращения руководящего военного специалиста в статую.
Нинеля заразительно расхохоталась. И смех ее был таков, что все за столом обернулись.
А Нинеля попробовала кружку с чаем и крикнула медсестре, которая торчала в дверях:
– Этого еще не хватало! Холодным чаем будете поить. Сама пей эту бурду.
А так как медсестра не двинулась с места, то Нинеля смахнула со стола кружку. Кружка разбилась о бетонный пол, и большая темная лужа чая образовалась сзади стульев.
Все замерли. Оробели. Все-таки каждый чувствовал себя бесправным пленником.
Медсестра подошла к Нинеле и остановилась. Потом стала поднимать руку, намереваясь, видно, ударить ее, и Нинеля, понимая, что переборщила, стала клониться, уходя от удара, – и все это происходило как в замедленном кино.
– Ну-ну, – благодушно произнес полковник Рай-Райи, входя в столовую и прекращая назревавший конфликт. – Нинеля, сколько раз я тебе говорил, не спеши с выводами. Как говорится, близость – это еще не повод для знакомства.
И полковник рассмеялся, как бы приглашая всех остальных присоединиться к его веселью.
Затем прошел за свое место в торце стола и сказал:
– С сегодняшнего дня будем тренироваться по возвращению на исходные позиции. Хватит, нагостились, покушали нашего хлебушка.
Никто не понял полковника. Он пояснил:
