Кора пошла к Нинеле. К счастью, Нинеля не спала, а раскладывала пасьянс из самодельных карт.
– Влас Фотиевич нарисовал, – сообщила она, – сейчас он спит, а мне дал. Они прошлую ночь с Покревским и инженером в преферанс дулись. Ты не представляешь – белогвардейская сволочь, полицмейстер и твой дружок из коммунистического будущего. Компания!
– Нет у нас коммунистического будущего, эксперимент не удался, битва за урожай проиграна.
– Ну ладно, ладно, я это уже от Мишки Гофмана слышала. Пока они его не разоблачили. А сам рукам волю дает.
– А при коммунизме бы не давали?
– Там все иначе, там бы я никому не отказывала, потому что все люди друзья и братья с сестрами.
Нинеля не была лишена чувства юмора, и вроде бы поражение коммунизма не нанесло ей травмы. Хотя черт ее знает, где она искренняя, а где притворяется.
– Ты обещала провести меня к Мише Гофману.
– А он твой хахаль был?
– Не говори чепухи. Я просто беспокоюсь.
– А не стоит о нем беспокоиться, – посоветовала Нинеля. – Если он на обратном пути к нам попадет, им наши займутся.
– Пошли?
– Там дождик идет.
– Не успеешь промокнуть, старший лейтенант госбезопасности, – сказала Кора.
Нинеля вдруг напряглась.
– Ты откуда получила сведения?
– Из твоей анкеты, – соврала Кора, которая никогда бы не смогла объяснить, почему она подарила Нинеле именно этот, а не иной чин. Что-то глубоко внутри подсказало ей… потом вспомнила: Кольский полуостров, железная дорога, тамошний командир – старший лейтенант госбезопасности…
– Не могла ты видеть мою анкету… – отрезала Нинеля и тут же спросила: – Значит, все дела хранятся, а вы операцию готовили?
– Так пойдешь или нет?
– Иду, иду, чего кричать! Сержант я, до старлея не дослужилась.
* * *
Нинеля и в самом деле просто и быстро провела Кору через незапертую дверь с обратной стороны административного корпуса. Дверь вела в подвал к мусоросборнику, оттуда лестница поднималась на второй этаж. Здесь они расстались – Нинеля не хотела рисковать.
В главном коридоре, разделявшем здание пополам, еле-еле светили плафоны. В боковых ответвлениях было совсем темно.
Впрочем, это и помогло Коре. Миша содержался в подвале, и Кора сразу догадалась, где это, потому что ход туда перегораживал стол, за столом сидела мускулистая медсестра и спала, положив голову на скрещенные руки. Притом мирно похрапывала басом.
За спиной медсестры находилась стеклянная дверь, и Кора открыла ее.
Мишу она отыскала в тупике подвального коридора. Перед боксом был стеклянный тамбур. В боксе Миши горела яркая лампа без абажура, оттого казалось, что там проводят ремонт.
Миша сидел на продавленной койке на сером одеяле, скрестив ноги и покачиваясь.
Кора попыталась проникнуть к нему, но эта дверь была заперта.
Кора тихонько постучала в стекло. Миша услышал, поднял голову, удивился, потом обрадовался.
Он попытался подбежать к перегородке, но ничего не получилось, он согнулся в три погибели, схватился за живот. Лицо его исказила гримаса боли.
– Ты что, Миш? – спросила Кора. – Отравился?
Миша подошел к круглому отверстию в стекле, забранному частой сеткой.
– Нет, не отравился, – сказал Миша. – Они мне вкололи какую-то гадость, а теперь наблюдают, как я загибаюсь.
– Зачем? Не может быть!
– Как раз с ними и может быть. Вспомни лабиринт, вспомни другие идиотские и жестокие тесты. Ах да, тебя еще не было!
– Ты думаешь, что это испытание? Тест?
– А что еще? – спросил Миша.
И тут его вырвало. На четвереньках он кинулся к ведру, что стояло в углу палаты. Он опустился на колени спиной к Коре – завел руку за спину и жестом прогнал девушку.
За спиной Коры во сне забормотала медсестра.
Кора замерла.
– Я еще приду, – шепнула она в переговорное устройство. – Ты не бойся.
Но Миша, судя по всему, ее не слышал.
На цыпочках Кора миновала медсестру, которая уже почти проснулась, но, к счастью, жалела расстаться со сном.
Дальнейший путь вниз прошел без приключений.
Кора пробежала до барака. Испытание? Зачем такое испытание?
Так она и сказала профессору, который лежал у себя на койке.
– Его отравили! Его точно отравили! И вы знаете, что я подумала? А вдруг теперь, когда начнется заварушка с переменой власти, они решили от нас отделаться: нет человека – нет проблемы.
– Зачем?
– Они же тоже боятся. Судя по протоколам допросов, у них есть представление о том, что наша цивилизация обогнала их… намного. Так что замахиваться на нас все равно что замахиваться на паровоз.
– Они об этом не думают, – усомнился Калнин.
– Но почему? Почему?
– Мне надо увидеть Гарбуя. Если он жив, он, по крайней мере, что-то знает.
– Тогда я пойду с вами, – твердо заявила Кора.
– Зачем?
– Я скажу вашему Гарбую, что над Мишей Гофманом проводят эксперименты! Он должен их остановить. В ином случае пускай поможет мне вернуться обратно.
– Боюсь, что все это не в его власти.
– Сначала вы уверяете меня, что он – изобретатель этой системы…
– Но президента убили! А без президента Гарбуй – только тень самого себя.
– А мы – подопытные кролики?
Профессор Калнин ответил неожиданно:
– Я оказался здесь, потому что не хотел быть кроликом, тем более мертвым кроликом.
– Если так, то вы, по крайней мере, живы.
– Пока жив, – согласился профессор.
Кора выглянула в окно. Дождь все продолжался. Было темно – хоть глаз выколи, ветер налетал волнами и пригибал к земле тонкие вершины кустов у забора из колючей проволоки. Там светили прожектора – лагерь с десятком беспомощных пришельцев тщательно охранялся. Хотя, впрочем, убежать оттуда было легче легкого.
– Сейчас совсем темно и ливень, – сказал профессор, словно рассуждая сам с собой. – Но если к утру дождик успокоится, я схожу к вилле.
В комнату без стука заглянула Нинеля и сказала:
– Быстро в столовку! Быстро, говорю! Там полковник чрезвычайное сообщение произносит.
Она затопала тяжелыми ногами по коридору.
– Надо идти. – Эдуард Оскарович с трудом поднялся с кровати.
– Вы одеяло возьмите, закутайтесь в него, – сказала Кора. – А может, вам вообще не ходить?
