Кора на цыпочках поднялась на первый этаж.
Коридор, еле освещенный слабенькими лампочками, скрывался в полумраке. До открытого окна отсюда было недалеко. Но как раз когда она подбегала к комнате, в которой было это окно, по лестнице сверху приблизились тяжелые шаги людей в сапогах. Кора успела нырнуть в дверь и беззвучно закрыть ее за собой. Шаги проследовали мимо. Шли двое, они негромко разговаривали, словно боялись кого-то разбудить. Наверное, медсестры.
Кора выбралась через окно. Дождь совсем перестал, и даже первые, самые смелые цикады короткими фразами пробовали, не застудили ли они свои драгоценные музыкальные инструменты. Трава была мокрой.
Чтобы не рисковать, Кора спряталась за кустом, росшим у здания. Прожектор светил на ворота, ее выхода не ждали.
Кора шла вдоль здания до тех пор, пока не поравнялась с углом барака. Теперь он прикрывал ее, и можно было смело бежать к своей комнате. Но вместо этого она остановилась у стены и с минуту просто стояла, превозмогая страшную усталость, – ноги отказывались сделать еще шаг.
Совсем рядом послышался громкий шепот.
Женский голос произнес:
– Ты бы руки не распускал, Влас Фотиевич. Ведь окажешь мне неуважение, а как вернемся домой, я сразу могу меры принять. За мной такая сила стоит – закачаешься!
– Ты чепухи не неси, крохотулечка моя. Кто их знает, здешних. Может, и у меня окажешься, подумай. Тогда я с тобой тоже строгость проявлю. Я ваших, революционеров, социалистов, на дух не переношу, виселица по вас плачет.
– Осторожнее, Влас, ох, осторожнее! Не знаешь ты, сколько мы таких, как ты, на тот свет отправили!
– Это за что же?
– А за то, что вы долг свой слишком выполняли.
– Ну и дурачье! – осерчал полицмейстер. – Мы вам – самые главные специалисты. В каждом деле нужен специалист. А то наберете кухаркиных детей, они вам всю державу растащат.
– Влас!
– Пятьдесят лет как Влас.
– Влас, ты где меня щекочешь!
– Я, может, не тебя щекочу, а будущую полицейскую силу, как бы смену мою на пути охраны порядка и законности.
– А ты не смейся!.. ну щекотно же!
– Еще не так щекотно будет.
– Нельзя, мы с тобой с классовой точки зрения враждебные элементы.
– Будешь сопротивляться, твоему начальству напишу, в каком ты разврате состояла с иностранным полковником. Твое начальство, как я понимаю, этого не выносит.
– Тише! Молчи! Ну, дам я тебе, дам… Только не под кустом, не здесь. Мы же с тобой не студенты какие – мы сотрудники правоохранительных органов.
– Ну то-то! Пошли тогда ко мне, обсудим, побеседуем.
Две темные тени, соединенные объятием в одну, поднялись и четырехногим существом побрели, целуясь, к бараку.
Кора пошла следом за ними.
Все перепуталось, и люди, и события…
Профессор сейчас спит. Не надо его беспокоить.
Кора понимала, что вряд ли можно спасти Мишу или помочь ему. Но оставлять это было нельзя. И хоть выходить из барака было еще рано и в горах в такую темень ничего не поделаешь, Кора все же не пошла к себе, а постучала к профессору.
К счастью, Калнин и не собирался спать.
Он сидел на койке, скрестив босые худые ноги. Он блеснул на вошедшую Кору объемными линзами очков и сказал:
– Садись. Ходила к Гофману?
– А вы как догадались?
– Я к тебе заглядывал, а там пусто. Значит, ты пошла к Гофману. Как он?
– Я очень боюсь, – ответила Кора. И сказала о том, что видела. И пересказала содержание записки.
– Как в готическом романе, – сказал профессор. – И как мало было шансов, что ты первой увидишь послание.
– Он приказал мне уйти. Вы не думайте, что я испугалась. Я хотела позвать на помощь, чтобы дали лекарства или что-то сделали! Вы не представляете, какое это чувство – ты видишь и бессильна. Но он мне не велел. Вот тут, в мозгу, без слов…
– Я тебе верю, девочка, – сказал Эдуард Оскарович. – И если бы ты сделала иначе, ты оказалась бы в том же подвале, Гофман был все равно мертв и они сохранили бы тайну. Теперь же у нас с тобой есть шанс. А то бы не было ничего…
– Мы должны с вами идти!
– Куда?
– Вы сказали, что можете поговорить с Гарбуем. Что он может прийти в лес…
– Я ни от чего не отказываюсь, Кора. Мы пойдем с тобой в лес в надежде отыскать Гарбуя, – все правильно. Но только не сейчас. У нас ведь даже нет фонаря.
– Но мы медленно…
Кора сама оборвала фразу – она была наивной и даже глупой. Что они будут делать в ночном мокром лесу? Кого они будут там искать?
– На виллу «Радуга» нам не пробраться, – сказал профессор. – А Гарбуй не может стоять всю ночь и ждать нас. Я вообще не знаю, где он и жив ли. И в истории с Гофманом нам, боюсь, не разобраться… все равно надо ждать рассвета.
– А здесь нет телефонов?
– Здесь только телеграфная связь. В некоторых отношениях они отличаются от нас.
– Я пойду к себе? – Кора поежилась.
– Если тебе страшно одной в комнате, оставайся у меня. Спи на койке, а я устроюсь на полу.
– Спасибо, – сказала Кора. – Но я пойду к себе… мне все кажется, что могла бы сделать что-то для Миши.
– Мы сделаем для Миши куда больше, если сможем понять его предупреждение и воспользоваться им.
– Тогда я пошла?
– Иди, Кора. Постарайся заснуть. Завтра будет трудный день.
* * *
Калнин постучал в дверь Коре в пять утра. Еще толком не начало светать – лишь чуть заголубело небо. Он постучал костяшками пальцев, но Кора проснулась сразу – будто ни в одном глазу, хотя заснула только два часа назад. Страшно было засыпать – она боялась, что ей будут сниться кошмары.
Профессор был в пиджаке, застегнутом на все пуговицы, и на шею он намотал полотенце. Заметив взгляд Коры, он сказал:
– Пускай некрасиво, зато горло болеть не будет.
Когда они вышли из барака, он добавил шепотом:
– Наверное, вам смешно, что я думаю о горле в такой момент. Но мне вовсе не хочется болеть, когда начинаются приключения.
Лицо его было абсолютно серьезным, и Кора не понимала, шутит он или подбадривает ее и в самом деле ждет приключений.
Дождя не было, но поднимался туман. В густом сумраке он казался плотным, как светло-серая вата, и, сделав шаг вперед, Кора погрузилась в него по пояс.
– Ничего, – прошептала она, уговаривая больше себя, чем Эдуарда Оскаровича, – скоро рассветет, а сейчас в тумане нам легче уйти из лагеря.
