Еще был Париж, казавшийся неосуществимой мечтой.
— Сыграйте еще раз, милая, — мягко сказала миссис Като. — Но теперь представьте, что беседуете с тем, кто вам дорог, только не словами, а музыкой. — Она чуть взмахнула унизанной кольцами рукой. — Сыграйте так, будто страстно желаете соединиться с этим человеком. Пусть через музыку он услышит ваше сердце и ощутит свет вашей души.
Что за хренотень?
Славно, что клевая училка не злится, но сейчас вовсе не хотелось слушать ее советы «включить эмоции, играть сочнее и вкладывать в исполнение душу».
— Ведь у вас кто-то есть, юная леди?
Джелли рассмеялась и помотала головой.
— С чего вы взяли?
Ведь не о нем же речь, правда? Эд не считается. После того разговора она удалила его из списка друзей, выкинув из архива их беседы, его фотографию и все напоминания об их виртуальном знакомстве. Пару дней он еще не давал покоя, но теперь уже исчезал из ее мыслей.
— Я ни с кем не встречаюсь, — честно сказала Джелли.
Старуха лишь стрельнула серыми ведьминскими глазами. Кроме уроков музыки, миссис Като давала соседям с Черч-стрит тайные спиритические сеансы, по вторникам занималась хиромантией, а по пятницам (только по предварительной договоренности) гадала на картах Таро.
Иногда ее настройки сбивались.
Блин, который час?.. В восемь пятнадцать встреча с Тачел и компанией. Уже перевалило за семь.
Джелли глубоко вздохнула:
— Простите, миссис Като, мне вправду надо бежать.
Домой не хотелось. Морелли уже позвонил супруге, чтоб не ждала, — дескать, зашивается с бумажной работой. Он знал, что вновь предстоит спать на кушетке. После прошлой ночи спину и сейчас ломило. Но инспектор задержался на службе совсем по иной причине.
Уставившись на телефон, он думал, стоит ли звонить кудеснице Гретхен, чешке-физиотерапевту. Перед ним лежала салфетка из отеля «Сорренто», где внутри отпечатка губ в нежно-розовой помаде был накорябан ее мариенбадский номер.
Весь день Морелли то и дело вспоминал о своей блондинке. Посреди беседы с американским консулом он впал в сладострастные грезы, вспомнив ее пылкость, деликатность и полоску светло-золотистых волос внизу ее упругого живота… тропу к сокровищнищ. Инспектор вздохнул. Пусть Гретхен — всего лишь разовая гастроль, но она славная, что меняет дело.
Когда-то и Мария была славной. Что же случилось?
Морелли оглядел свой крохотный кабинет; Франкобальди уверял, что прежде, когда в здании размещалась психиатрическая клиника, это была палата для буйных. Взгляд инспектора виновато задержался на созвездии семейных фотографий.
Поборов искушение, Морелли запихнул салфетку в карман пиджака. Он включил компьютер, в строке поиска «Гугла» напечатал «рэгтайм» и стукнул по клавише ввода. Выбрав один из сайтов, где перечислялись композиции Скотта Джоплина, он пробежал по списку сочинений и нашел «Фиговый листок» — пьесу из репертуара крестницы Эда Листера, впечатлившую профессора Норбе.
Выделив аудиоопцию, инспектор откинулся в кресле и, сцепив руки на затылке, прислушался к наполнившим комнату фортепьянным синкопам, которые ассоциировались с гангстерскими фильмами о временах «сухого закона».
Листер выдал себя с головой, не пожелав назвать имя своей одаренной американской протеже. Крестница, твою мать! Конечно, парень гуляет налево, ну и что такого, если он завел любовницу или содержанку? Он может позволить себе этакую роскошь даже с дорогостоящим музыкальным талантом. Норбе признался, что «мсье Листер» сделал щедрое пожертвование консерваторскому стипендиальному фонду.
Внезапно навалилась усталость, и Морелли почувствовал, что готов ехать домой. Он зевнул, потянулся и слегка помахал руками в такт музыке. Рэг поднял настроение. Конечно, все требуют результатов, но он уже сказал своему боссу Пизани, что самое перспективное место преступления расположено вне их юрисдикции. Морелли возлагал надежды на результаты поездной экспертизы — они могут дать след, а то и победу.
В Линце он опросил престарелую швейцарскую пару, чье купе соседствовало с купе Сам и Линды. Бабка утверждала, что за перегородкой слышались звуки «амурного» характера, а на подъезде к станции заиграло пианино — что-то классическое, пожалуй, из Моцарта.
Вот еще, буркнул муж, играли Брамса.
Возможно, он тянул пустышку, но в деле, где с уликами негусто, каждая мелочь шла в счет, и Морелли гадал, не даст ли музыка хоть маленькую зацепку. Он снял трубку и набрал Мариенбад.
Гретхен ответила.
— Я тебя разбудил? — спросил Морелли.
— Андреа? Нет, я не спала. — Нежная хрипотца голоса уличала ее во лжи.
— Я бы очень хотел увидеться снова.
Она засмеялась:
— Я ждала твоего звонка.
После разговора инспектор вновь проиграл «Фиговый листок», сделав звук погромче. От неудержимой радости мелодии и мыслей о Гретхен потянуло танцевать. Морелли рассмеялся, закрыл глаза и сделал несколько па, обнимая воображаемую партнершу.
Прижимая телефон к уху, Джелли влетела в свою квартирку.
— Что значит «припоздаю»? — наседала Тачел. — Минут на пятнадцать — двадцать? Или на час?
— Чего ты бесишься? Я-то при чем, если… Ладно, проехали.
Джелли захлопнула дверь, скинула туфли и тотчас принялась раздеваться, оставляя на блестящем полу дорожку из одежды.
Сев на край ванны, она осмотрела ногти на ногах и рассмеялась в ответ на возмущенные вопли подруги:
— Уймись, я выйду в половине девятого.
Джелли пустила воду, чтобы нагрелась, почистила зубы и встала под душ, раздумывая, в чем же, мать его, идти; поток мыслей перемежался напоминаниями покормить кошек и прибрать в комнате, на случай… Какой еще случай!
Перед встречей с Фрэнком Ставросом после столь долгого перерыва она нервничала — черт его знает, как все обернется, и вообще, оно ей надо? Подставив лицо под колючие струи, она старалась вспомнить, как Фрэнк выглядит голым… Весь такой волосатый… Нет, ни хрена не получалось.
Свидание вчетвером, двое на двое. Так безопасней. За ней заедут на машине Бернардо, и они отправятся на Кони-Айленд ужинать в превосходном итальянском ресторане. У Гаргано на Серф-авеню подают бесподобную лапшу с моллюсками. Это что-то, обещала Тачел.
Джелли знала, что именно подруга удумала свести ее с Фрэнком. Тому все же хватило такта во вторник позвонить, чтобы известить о своем возвращении и желании встретиться. Они уже наскоро повидались, так что неловкой тягомотины на весь вечер не ожидалось. Все уже в прошлом.
Их двухлетний роман почил, когда Фрэнк перебрался в Лос-Анджелес. Он просил переехать с ним, но когда Джелли прибыла на пробный уик-энд, то застала его с женщиной. Самовлюбленный звукорежиссер со студии «Уорнер», Фрэнк клялся, что все это от одиночества, мол, другие девушки для него ничего не значат и по-настоящему он любит только ее… Говнюк! Пережив рану, от которой в основном пострадала гордость, Джелли почувствовала облегчение. За год после разрыва у нее было несколько свиданий, но ни с кем не захотелось встретиться снова, не говоря уже о том, чтобы переспать. Никто ее не растревожил, и она поняла, что предпочитает быть одна. Джелли наслаждалась своей новой свободой, и до сих пор дружба с Эдом ей не мешала. Да и с чего бы ей мешать? Джелли никому о нем не рассказывала, кроме Тачел, но и с ней умышленно не вдавалась в детали. Лишь когда у Эда поехала крыша и он стал признаваться в любви и прочее, она решила, что старая подруга должна знать все.
