— Мальчик делает поистине блестящие успехи, мистер Уэлфорд, — решила проявить инициативу Хейзл, и ее нескладная антиподная импровизация несколько разрядила обстановку. — Вчера он проплыл от бортика до бортика без страховочных наплечников.
— Браво! — Накинув пиджак, Том наклонился поцеловать сына и, глядя поверх его головы на Карен, сказал: — Знаете что? В субботу мы все отправимся на пляж, проведем целый день вместе. Идет?
Нед нахмурился и сложил домиком выкупанные в молоке пальцы.
Карен отделалась скупой улыбкой.
— Тебе ведь хочется, правда, Нед? — подольщалась к мальчику Хейзл, но удостоилась его внимания, только когда лукаво добавила: — Не исключено, что Мистер Мэн тоже поедет.
Нед метнул на нее свирепый предостерегающий взгляд.
— Уж он-то точно захочет искупаться в океане.
— Мистер Мэн? — услышала Карен эхо своего голоса.
Ладошки мальчика вспорхнули к губам.
— Я давно собиралась вам сказать…
— Что сказать, Хейзл?
— У Неда появился новый друг — воображаемый.
Карен почувствовала стеснение в груди.
— Боже правый, вот так новость! — Том развернулся в дверях и медленно прошел в комнату. — Ты знала, дорогая?
Карен покачала головой: нет. Сделав над собой усилие, чтобы сохранить спокойствие, она ровным голосом спросила у Хейзл:
— Это Нед рассказал тебе о своем новом «друге»? Он что, с тобой разговаривает?
— Со мной — нет. А вообще разговаривает, в смысле — сам с собой в моем присутствии. И довольно откровенно, миссис Уэлфорд.
За улыбкой девушки Карен углядела гнусный намек в свой адрес. Или ей пригрезилось?
— Нед называет его Мистер Мэн, а иногда Джордж — в честь обезьянки из книжек о Любопытном Джордже.
[2]
Верно, малыш? И тут совершенно нечего стыдиться…
Мальчик чуть не плакал.
— Они часто беседуют.
Стеснение в груди подступило к горлу. Карен хотела броситься к Неду и увести его прочь из комнаты, но Том уже стоял за стулом сына, расплываясь в широкой блаженной улыбке.
— И давно это у него? — спросил он, обнимая мальчика за плечи. — Это же… это же просто чудесно!
Раздели его радость, твердила себе Карен, покажи ему, что ты испытываешь те же чувства, что и он. Ведь он вполне мог все подстроить, и его опоздание на работу не случайно совпало с решением Хейзл именно сегодня пуститься в откровения. Может, они все знают и это была проверка? Раздели его радость!
Карен всплеснула руками.
— Чудесно, чудесно! О боже, Том…
Она знала, что Нед сверлит ее взглядом.
Зардевшись, Хейзл продолжала:
— Однажды — недели две назад, мистер Уэлфорд, — я случайно услышала, как Нед вовсю щебечет сам с собой в ванной. Я никому не сказала, потому что, как мне кажется, он не горит желанием, чтобы о его друге узнал кто-то еще. Это был наш маленький секрет. Только я все равно сочла своим долгом вас уведомить.
— Две недели!
— И правильно сделала, — похвалил ее Том. — То-то будет, когда эта угрюмая мымра доктор Мискин узнает, какие у нас замечательные новости.
Нед повеселел, довольный столь бурным проявлением внимания к своей персоне.
— Я ей позвоню. — Карен вышла из-за стола, сверкнув глазами в сторону Тома. — Мы не могли бы обсудить это позднее, в узком кругу? Хейзл, отведи, пожалуйста, Неда почистить зубы. Мы не хотим опоздать в садик.
Но Том уже сгреб сына в охапку, подбросил в воздух и, закинув на плечо, как трофей, потащил его из комнаты. Нед был вне себя от восторга и помимо воли громко смеялся впервые за бог знает сколько времени.
Карен на мгновение задержалась, глядя, как Хейзл убирает за Недом остатки завтрака.
— Займешься Недом, когда закончишь уборку, — добавила она вместо того, что хотела сказать, а хотела она сказать что-нибудь вроде «ты уволена».
Из опасения, как бы чего не пропустить, она последовала за мужем.
— И о чем только, скажи на милость, вы там секретничаете с этим Мистером Мэном? — долетел до нее громкий от избытка чувств голос Тома, гулко разносившийся по всему холлу. — А, Док?
Карен понимала: главное — вести себя как обычно.
Жизнь ее в Эджуотере была подчинена определенному ритму: ей надлежало заниматься домашним хозяйством, выполнять постоянные обязанности, соблюдать множество мелких правил — в противном случае, предупреждал Том, она рискует все развалить. По понедельникам она всегда расписывала с поваром меню на неделю, затем обсуждала с Домиником, смотрителем парка, новые проекты, связанные с садом; еще надо было напоить-накормить лошадей, выгулять Брэкена… Хорошая форма — это всего лишь вопрос регулярного повторения, внушал ей Том.
По дороге в детский сад Нед не проронил ни слова.
На мутной фотографии (из последовательного ряда кадров, отснятых в то утро дальнобойным объективом с противоположного берега пролива) Карен в матроске и безупречно сидящих брючках для верховой езды, с завязанными в хвостик волосами, стоит на ступенях увитого плющом особняка; его видавший виды фасад в духе Beaux Arts,
[3]
расчлененный белыми арками и зелеными кровельными желобами, надежной цитаделью высится за ее спиной. На этом снимке идеально схвачена оттененная хрупкой красотой Карен аура денег и элитарности, окружающая ее в Эджуотере, меланхоличное очарование подвешенности в мире, существующем вне времени.
Хуже всего было ожидание.
Следующие двадцать четыре часа и без того — без «прорыва» Неда, если уж они пожелали так это назвать, — обещали быть критическими. Но что такое день, два, ну максимум три, когда ждешь годами… Карен попыталась точно вспомнить тот момент, когда она решила — уже месяц как, — что больше ждать нельзя.
Она съездила по делам в поселок, она повидалась с флористом на предмет аранжировки цветов для званого ужина, до которого оставалось две недели, она встретилась с миленькой, но туповатой женой одного из друзей Тома — они сыграли партию в теннис, а потом позавтракали на террасе в Пайпинг-Рок. Ее соперница, одна из немногих женщин в клубе, не относившихся к ней как к самозванке, нанесла ей поражение в честном бою, выиграв несколько сетов подряд.
Главное — не привлекать внимания.
За столом, когда они с Перрьер удалились в тень зонтиков клюнуть по салатику и глотнуть белого вина, Карен сказала, что они отлично провели время и что, когда спадет эта проклятая жара, надо будет непременно устроить матч-реванш, — втайне упиваясь мыслью о том, что она уже вряд ли когда-нибудь переступит порог этого заведения.