Том… В кресле за дверью.
Галстук развязан, пиджак и портфель — рядом на полу; на коленях — кипа газет.
Карен крепче прижала к себе Неда.
— Привет, детка, — сказал Том, улыбаясь. — Я заезжал в клуб, застал там Нэнси, но ты уже упорхнула.
Она отпустила мальчика, и он соскользнул на пол.
— Мы не ждали тебя так рано… Правда, Нед?
Окна детской, оборудованные защитной решеткой, были распахнуты настежь, чтобы уловить малейшее дуновение прохлады с пролива. Жалюзи теней на дымчато-голубом ковре у ног Карен подрагивали, будто легкая зыбь на море. Но не было ни ветерка. Дом словно заштилел.
— Мне просто захотелось прокатиться — было невыносимо жарко. Я не могла даже…
Карен запнулась, не в силах продолжать.
— На службе возникли кое-какие дела, — сказал Том. Он стоял перед женой и сыном, с важным видом расставив ноги и проделывая свой излюбленный трюк с перекатыванием и балансированием на внешних краях подошв башмаков. — Мне нужно в Чикаго. Я должен быть там не позднее сегодняшнего вечера. Но это всего на пару дней.
— И вот так всегда! — На лице Карен заиграла дерзкая улыбка.
Том смягчился.
— Ну ладно, ладно… По крайней мере у меня появился шанс провести вторую половину дня дома, с тобой и Доком.
— Очень мило!
Споры паранойи размножались.
— Не угодно ли чаю, миссис Уэлфорд? — спросила Хейзл.
— Так что же все-таки произошло? — поинтересовался Том через дверь своей гардеробной, упаковывая вещи.
— Сколько можно повторять! Я вышла из клуба около двух часов, потом поехала в торговый центр. Мне…
— Я по поводу Неда и его «друга», — терпеливо пояснил он. — Что сказала Мискин?
— Ее не было. — Карен закрыла глаза и набрала полную грудь воздуха. — Она в отпуске, где-то в Европе. Август, Том. Все ведущие врачи Манхэттена разъехались по побережью. Мне даже не дали талон.
— Господи боже мой, могла бы поговорить с кем-нибудь еще.
— С кем, например? — Карен сбросила теннисную юбочку и включила воду в душе. — С няней?
— Я не мог вытянуть из него ни слова.
— А чего ты ожидал?
Чуть раньше, после чая, она смотрела, как они вместе играли в мяч на лужайке, и Том на удивление весело резвился с мальчиком. Вполне естественно, убеждала она себя, что ему захотелось побыть с сыном после столь драматичного откровения Хейзл. Хотя Том никогда этого не показывал, Карен знала, как сильно беспокоило его молчание сына. Так же глубоко, как и ее, хотя и по-другому.
— От Мистера Мэна ни слуху ни духу.
— Это повод радоваться?
— Дорогой, просто у Неда сейчас такой период, — мягко проговорила Карен. — У них это называется «избирательной» немотой, потому что так оно и есть. Это его выбор. Когда он решит, что готов заговорить, он заговорит.
Стоя под душем в старинной никелированной душевой кабине, похожей на птичью клетку, она с остервенением терла себя перчаткой из люффы.
[6]
Кожу засаднило, но тошнота, это сосущее чувство под ложечкой, так и не прошла. Почему Том не поехал в аэропорт прямо из городской квартиры, как он обычно поступал, когда ему приходилось совершать срочные деловые поездки? Из-за «прорыва» Неда? Или он и правда хотел ее проверить?
— Что-то я не пойму, — сказал Том, входя в ванную. — Наш сын впервые за полгода делает попытку с нами пообщаться, а ты так себя ведешь, как будто тебе это до лампочки.
— Просто я не хочу, чтобы ты обманывался.
— Не уклоняйся от темы.
— Мы не можем поговорить о чем-нибудь другом? — Она подставила лицо под струи и на несколько секунд задержала дыхание.
— Пожалуйста, отчего же. Не хочешь рассказать, почему ты вчера на целый час опоздала к ужину?
— Я уже все объяснила.
— Твое объяснение показалось всем чересчур надуманным.
— Может, я должна была сказать, что в воскресный вечер нью-йоркское метро — далеко не самый надежный вид транспорта? Представляю, как повеселились бы твои сановитые английские друзья, услышав, что твоя жена не смогла взять такси, потому что у нее кончились карманные деньги.
— Не смеши.
— Миссис Том Уэлфорд не в состоянии заплатить за паршивый кеб!
— Могла бы и попросить, — огрызнулся Том. — Разве я тебе когда-нибудь в чем-то отказывал? Ведь это для твоего же блага.
— Да меня тошнит от такой жизни — отчитываться за каждый потраченный цент. Просто унизительно!
— Ты знала, когда придут гости. Не понимаю, куда пропал этот час. Если, как ты утверждаешь, ты вышла из квартиры в шесть тридцать…
— Мне захотелось чего-нибудь выпить, и я заглянула в бар на Лексингтон-авеню. Удовлетворен?
Глаза Тома сузились.
— Слушай, отстань, а? Я пила только кока-колу. Должно быть, я потеряла счет времени. Это что, допрос?
— Не забывай, что сказали нам в Силверлейке. Мы должны думать о Неде — о его безопасности. И ты сама дала согласие на контроль.
Она вышла из душа, не выключив воду.
— Но это было так давно. Почему ты так упорно мне не доверяешь?
Том стоял у окна спиной к жене.
— Насколько я помню, это была твоя идея — оставить все под моим контролем. «Не спускай с меня глаз, пока я не буду в норме», — не твои ли это слова?
Карен презрительно хмыкнула.
— Я что, все еще внушаю тебе опасения?
Она стояла перед ним, вызывающе уперев правую руку в мокрое бедро.
— Да, пожалуй, ты вправе упрекать меня в излишней озабоченности, — спокойно проговорил Том, оборачиваясь и протягивая ей белое полотенце с монограммой.
— Ты всю жизнь будешь мне напоминать?
Он улыбнулся.
— Что плохого в том, чтобы женщина была в долгу у своего мужа? Неужели испытывать благодарность стало зазорным только потому, что его угораздило спасти ее никчемную жизнь?
— Это было пять лет назад, — сказала она, понимая, что зашла слишком далеко, чтобы отступать. — Нечего затягивать меня в те времена, когда я была другим человеком.
Карен сидела за туалетным столиком в ванной и сушила волосы, когда в дверях появился Том с портфелем и дорожной сумкой в руках. Он подошел к ней сзади и, наклоняясь поцеловать ее в затылок, спросил, не желает ли она поехать с ним в аэропорт.
Она выключила фен.
