Все это выглядело очень странно. Элизабет совершенно не привыкла к таким тесным отношениям, казавшимся более проникновенными, чем их физическая связь. Маркус никогда не давал ей возможности забывать об этом и тем поддерживал в ней постоянное физическое смятение. Будучи непревзойденным знатоком эротики, Маркус использовал свое мастерство так, чтобы Элизабет думала о нем каждое мгновение. Он изобретал способы исподтишка потереться о плечо или провести рукой по позвоночнику. Разговаривая, он наклонялся слишком близко, дыша в ухо так, что заставлял ее трепетать от желания.
Смех, донесшийся из лабиринта, вернул Элизабет к действительности. Две женщины остановились прямо под балконом, их звонкие голоса слышались весьма отчетливо.
– В этот сезон мало мужчин, за которых можно было бы выйти замуж, – вздохнув, сказала одна.
– К сожалению, это так. Огромная удача, что лорд Уэстфилд так хочет выиграть пари. Он просто преследует вдову Хоторн.
– Кажется, он ее не слишком интересует.
– Да она не понимает, от чего отказывается. Он просто великолепен. Его тело – настоящее произведение искусства. Должна признаться, я влюблена до безумия.
Элизабет вцепилась в перила так, что чуть не сломала их.
Вторая женщина хихикнула:
– Завлеки его снова, если тебе так уж его не хватает.
– Так я и сделаю, – последовал самодовольный ответ.
– Может, леди Хоторн и красавица, но она холодна, как рыба. Для Уэстфилда это вряд ли большая удача. После выполнения условий пари он захочет чуть больше огня в постели, вот тут я и появлюсь.
Женщины направились дальше в лабиринт, предоставив Элизабет кипеть от злости на балконе. Какое бесстыдство! Она сжимала зубы до тех пор, пока не заболели челюсти. Проклятое пари! Как можно было забыть?
– Леди Хоторн?
Элизабет обернулась:
– Да?
К ней решительным шагом приближался высокий, элегантно одетый джентльмен, цвет волос которого узнать было невозможно, поскольку они были прикрыты париком, перехваченным лентой на затылке. Лицо незнакомца скрывала маска, но ярко-синий цвет глаз говорил о многом. Что-то в этом человеке приковывало взгляд, вызывало смутные воспоминания, хотя Элизабет и была уверена, что никогда раньше не встречала его.
– Мы знакомы?
Джентльмен покачал головой, и Элизабет выпрямилась, внимательно рассматривая подошедшего. Вероятно, он был очень красив; губы его, хотя и тонкие, казались весьма чувственными, но пристальный взгляд был холоден и полон решимости. Обычно такие люди не доверяют никому и ничему.
Но особенно мрачные предчувствия вызывало у Элизабет то, как он приближался. Тайный язык его тела говорил о собственнических намерениях.
Голос с хрипотцой послышался снова:
– К сожалению, я вынужден причинить вам некоторое беспокойство, леди Хоторн, однако нам просто необходимо обсудить одно срочное дело.
Элизабет независимо пожала плечами:
– Сэр, я очень редко обсуждаю срочные дела с незнакомцами.
Джентльмен вежливо поклонился.
– Прошу прощения, – проговорил он медленно. – Меня зовут Кристофер Сент-Джон, миледи.
У Элизабет перехватило дыхание, и она невольно попятилась.
– Что вы желаете обсудить со мной, мистер Сент-Джон?
Уверенно встав рядом с ней, Сент-Джон положил руки на железные перила и стал пристально осматривать лабиринт. Небрежность его поведения была обманчивой; подобно Маркусу, он вел себя подчеркнуто дружелюбно ради того, чтобы успокоить тех, кто находился вокруг, побуждая их снизить бдительность, но на Элизабет эта тактика произвела обратный эффект. Тем не менее она попыталась не демонстрировать своей озабоченности, хотя внутри у нее все трепетало, словно натянутая струна.
– Вы получили дневник, принадлежавший вашему покойному супругу, не так ли? – вкрадчиво поинтересовался Сент-Джон.
Элизабет побледнела.
– Откуда вам это известно? Или… – Она широко распахнула глаза. – Так это вы напали на меня в парке?
Ни один мускул на лице Сент-Джона не дрогнул.
– Леди Хоторн, пока этот дневник остается у вас, вы подвергаетесь смертельной опасности. Передайте дневник мне, и я позабочусь, чтобы вас больше никто не беспокоил.
Элизабет подняла подбородок:
– Вы мне угрожаете? Напрасно, сэр, у меня есть надежная защита, и, кроме того, я…
– О, мне прекрасно известно, сколь виртуозно вы владеете пистолетом, но это умение вам вряд ли поможет. То обстоятельство, что вы обратились к лорду Элдриджу, лишь осложняет дальнейший ход дела. Повторяю, в ваших же интересах как можно скорее отдать мне этот дневник.
В голосе Сент-Джона слышалась скрытая угроза, взгляд из-под маски тоже не сулил ничего хорошего, и Элизабет с трудом смогла подавить дрожь страха и отвращения.
– Вот, возьмите, – резко проговорил Сент-Джон и опустил руку в карман, украшавший белый атласный жилет. Вынув оттуда какую-то небольшую вещицу, он протянул ее Элизабет. – По-моему, это ваше.
Не отрывая взгляда от его лица, она сомкнула ладонь.
– Теперь вы должны…
Внезапно Сент-Джон замолчал и быстро повернулся. Элизабет тут же испытала облегчение, увидев, что в дверях стоит Маркус и от него исходят волны неподдельной ярости.
– Прочь от нее!
Намерение его было очевидным, будто тугая пружина была готова распрямиться от малейшего колебания воздуха.
Сент-Джон спокойно взглянул на Элизабет и снова поклонился:
– Леди Хоторн, мы продолжим наш разговор в другой раз, пока же я настоятельно рекомендую вам подумать о моей просьбе. Ради вашей же безопасности, вам лучше не затягивать с решением. – Он повернулся к Маркусу: – Мое почтение, Уэстфилд. Всегда рад вас видеть.
Сделав один огромный шаг, Маркус преградил Сент-Джону дорогу в бальный зал:
– Приблизишься к ней еще раз – убью.
Сент-Джон ухмыльнулся:
– Уэстфилд, вы так давно грозите мне смертью…
– Я просто ожидал подходящего предлога, и теперь он у меня есть, а скоро будут все основания требовать, чтобы тебя повесили. Ты не сможешь вечно избегать правосудия.
– Нет? Что ж, посмотрим, посмотрим…
Сент-Джон еще раз оглянулся на Элизабет, затем, обойдя Маркуса, смешался с толпой в бальном зале.
Взглянув на предмет, зажатый в ее ладони, Элизабет схватилась за перила, чтобы не упасть. К счастью, Маркус тут же оказался рядом.
– Что это?
Она протянула открытую ладонь.
– Это моя брошь с камеей: Хоторн подарил мне ее на свадьбу. Я сломала застежку, видишь – она до сих пор сломана. Хоторн предложил отдать брошь в ремонт ювелиру в день своей смерти.
