И он с удовольствием почтит посещением ее бал.
Глядя в витрину как в зеркало, Лизетт наблюдала за приближением мистера Джеймса. Он думал о своем, не замечая ничего вокруг. Он шел, наклонив голову, и шевелил губами, будто говорил сам с собой. Под мышкой он нес сверток. Другую руку он поднес к глазам, чтобы поправить очки.
Она дождалась, когда он оказался почти у нее за спиной, и вдруг резко сделала шаг назад. Он врезался в нее со всего размаху. Лизетт громко вскрикнула, оступилась и едва не упала. Словно издалека она услышала, как он выругался себе под нос, и вдруг оказалась в его на удивление крепких объятиях. Все произошло с неожиданной, поразившей даже ее, стремительностью. У нее перехватило дыхание – по-настоящему.
– С вами все в порядке, мадемуазель? – спросил он, вновь удивив Лизетт тембром своего голоса. Голос у него был низкий и слегка раскатистый.
Цепляясь за его мускулистые предплечья, Лизетт приподняла руку, чтобы поправить съехавшую набок шляпку, и обнаружила, что восхищенно заглядывает ему в лицо.
Он хмурился и смотрел в сторону. И все же его профиль показался ей запоминающимся и достойным восхищения. У него был крепкий подбородок и широкие скулы, кожу его позолотило солнце. Шейный платок был завязан простым, но безукоризненным узлом. И что ее окончательно сразило, так это то, что Джеймса совершенно не смущал тот факт, что он обнимает ее у всех на виду. На самом деле он, казалось, забыл о том, что она все еще находится в его объятиях.
Очевидно, вспомнив о существовании Лизетт, Джеймс отступил на шаг, тем самым, привлекая ее внимание к тому факту, что бросил свои пожитки ради того, чтобы удержать ее.
Лизетт почувствовала, что время, когда она могла бы завладеть его вниманием, стремительно утекает и вот-вот уйдет совсем. Не раздумывая, действуя по наитию, она протянула руку и скользнула ладонью между его камзолом и жилеткой, прижав руку прямо к его сердцу.
– Простите меня, – выдохнула она. – Я такая неловкая.
Джеймс перехватил ее запястье с молниеносной быстротой и, повернув голову, ошарашено уставился на Лизетт своими карими глазами за медной оправой очков. Она поймала тот миг, когда он увидел в ней женщину, а не просто анонимное препятствие у себя на пути.
Глядя в его густо опушенные ресницами глаза, Лизетт думала о том, каким твердым оказалось его тело на ощупь. Она осторожно сжала пальцы и под ладонью почувствовала вибрацию.
– Я не смотрел себе под ноги, – сказал Джеймс, убирая ее руку. Он поднес ее ладонь к губам и поцеловал тыльную сторону. – Позвольте представиться, Эдвард Джеймс.
– Коринн Маршан. – Лизетт улыбнулась, и он слегка покраснел.
На скулах его появился темный румянец.
Такая реакция несколько ее успокоила.
– Приятно познакомиться, – сказал Джеймс. – Хотя я сожалею о том, что вынужден представляться вам при таких неловких обстоятельствах.
При иных обстоятельствах Лизетт начала бы бесстыдно флиртовать. Возможно, сказала бы ему, что столкновение стоило того, чтобы узнать его имя. Но мистер Джеймс был не из тех мужчин, с которыми женщины так беззастенчиво заигрывают. Он был слишком… цельным и глубоким человеком для столь легкомысленной игры. К тому же он не обладал теми качествами, ради которых женщины пускаются в беззастенчивый флирт. Он был человеком служивым и к тому же далеко не красавец. Поэтому Лизетт скромно отступила и принялась поправлять шляпку, пытаясь вернуть ей прежнее положение.
– Ну что вы, это я виновата. Надо же было так увлечься, разглядывая туфельки.
Джеймс, прищурившись, пристально взглянул на нее, после чего повернул голову и посмотрел на пару обуви в витрине, о которой упомянула Лизетт. Бледно-розовые, украшенные бриллиантами туфельки стоили целое состояние.
– Никто не заметит такую роскошь, если их будет носить такая прелестная женщина, как вы, – пророкотал он. – Никто не будет смотреть вам на ноги.
Лизетт улыбнулась. Для него было не просто выдавить из себя комплимент, и Лизетт нашла это очаровательно-трогательным.
– Благодарю вас.
Она точно не знала, почему он не уходит. В глазах его не было того восхищения, что она привыкла видеть в мужчинах, которые на нее смотрят. Он смотрел на нее так, словно она представляла собой аномалию, которую он никак не мог классифицировать. Сверток, что он уронил, все еще валялся у его ног, но он не торопился его поднимать. Мимо них спешили прохожие, но Джеймс, казалось, никого вокруг не замечал.
Опасаясь, что, разглядывая его столь долго и столь откровенно, она может вызвать подозрение, Лизетт наклонила голову и сказала:
– Надеюсь, что остаток дня пройдет у вас без приключений.
Джеймс слегка поклонился:
– И вам того же желаю.
Они расстались. И, уходя, она не почувствовала, что он смотрит ей вслед. Из любопытства, и еще рассчитывая на то, что если он увидит, что она на него оглянулась, то в нем проснется интерес, она остановилась и обернулась. Эдвард Джеймс удалялся быстрым шагом.
Пожав плечами, Лизетт направилась к карете Дежардана. Поживем – увидим, решила она.
Глава 6
Буйные сборища у баронессы Орлинды снискали ей в обществе недобрую славу. В чем только не обвиняли эпатажную баронессу, но каждый приглашенный на ее «оргии» принимал приглашение с радостью, зная, что разочарован точно не будет. И Саймон тоже знал наперед, что сегодняшний бал-маскарад, выдержанный в духе древних мифов, был подготовлен с воображением и размахом, превзойти который едва ли кому по силам.
Огромный зал был уставлен деревьями и кустами в напольных вазах так, что зал напоминал сказочный лес. Застекленные от пола до потолка двери, ведущие на широкую террасу, были настежь распахнуты. Из сада сюда проникали легкий ветерок и звуки плещущейся воды из массивного фонтана. Между колоннами кое-где были протянуты прозрачные синие ширмы, имитирующие ночное небо, которые не только украшали зал, но и служили иным, менее высоким целям: за этими ширмами находили укромные уголки влюбленные парочки. Тем более что возле этих ширм очень кстати стояли кушетки. Даже слуги были одеты соответственно духу праздника в льняные тоги, головы их украшали вейки из листьев. В воздухе стоял экзотический аромат особых свечей. Повсюду звучал игривый смех развлекающихся гостей.
Саймону нравилось здесь, хотя он и не принимал активного участия в кутеже. Он не питал порочной страсти к подглядыванию и подслушиванию, к тому же угрюмое, настроение так и не покинуло его с утра. Не слишком приятно ощущать себя марионеткой Эддингтона. Более чем когда-либо Саймон мечтал о том, чтобы начать новую жизнь и найти на этой земле пристанище, где ему было бы хорошо и спокойно.
Возможно, дело было в возрасте. Если раньше он называл свой беспорядочный образ жизни свободным существованием, то теперь его стесняло то, что раньше так нравилось. У него не было дома, не было корней, не было семьи. Что касается корней и семьи, он ничего не мог изменить, но дом он мог себе купить. Ирландия стучалась в его сердце, звала к себе. Если ему удастся вернуть накопленное богатство и избавиться от Эддингтона, он сможет отправиться к родным берегам, чтобы пустить там корни, которых был лишен с рождения.
