– Наша общая знакомая, Лизетт Руссо, опять что-то затевает. Она связалась с одним американцем из революционеров, и я должен узнать, с какой целью.
– И они не могут найти никого другого для этой работы?
– Очевидно, не могут. – Он подумал немного и спросил: – Ее фамилия тебе знакома?
– Руссо? Распространенная фамилия, но ничего особенного на ум не приходит. А почему ты спросил?
– Просто так. Прорабатываю версии.
Линетт провела кончиком пальца по кромке простыни.
– От тебя ждут, что ты ее соблазнишь?
– Да, такое предложение поступило, – пробормотал он, пристально глядя на нее.
Линетт поджала губы:
– Но ты ведь этого не сделаешь?
Саймон усмехнулся:
– Разумеется.
– Ты серьезно? – сердито переспросила Линетт.
Ей не понравилась эта ухмылка, и она потешно наморщила лоб.
– Ты ревнуешь?
Лицо ее приняло выражение оскорбленного достоинства, которое сменилось досадой.
– Ты скажешь мне, откуда ты ее знаешь?
Саймон похлопал себя по груди:
– Если ты снова ляжешь сюда, то, возможно, сможешь меня убедить.
Линетт сделала так, как он просил. Он потянул простыню на себя и откинул ее, чтобы между ними не было даже этой тонкой преграды. Груди ее мягко упирались ему в грудь, и кудряшки ее лона приятно щекотали его бедро. Раньше он никогда не получал удовольствия от таких ощущений, по крайней мере не получал такого сильного удовольствия. Казалось, каждая клеточка его тела точно настроена на созвучия ее тела.
– Недавно, – начал он, обнимая ее, – мадемуазель Руссо сопровождала меня в путешествии в Англию. Она заявила, что ищет преступника, и этот преступник не кто иной, как мой соратник, в котором я был абсолютно уверен. Я знал, что он не может быть замешан в преступлении.
– Ты нашел его?
– Да, и все хорошо закончилось, но по ходу дела обнаружилось, что Лизетт охотилась вовсе не за моим товарищем. Она действительно проводила поиск, но поиск совсем иного рода. Она проиграла, но мне преподала хороший урок. Я видел, как эта женщина насмерть заколола человека и безжалостно предала товарища ради спасения собственной жизни.
– О! – Линетт приподняла голову и тяжело опустила ее Саймону на грудь.
– Как это понимать, тиаска? – пробормотал он, почувствовав перемену в ее настроении.
– Она совсем не похожа на мою сестру. По твоим словам получается, что она настоящее чудовище.
Саймон прижал Линетт к груди стараясь успокоить как мог.
– В ее защиту могу сказать, что временами мне казалось, что она презирает себя. Кроме того, человек, которого она убила, пожалуй, заслужил такой конец. То был очень плохой человек. Судя по тому, с какой злобой она воткнула в него нож, она ему мстила за что-то. Вероятно, в прошлом он нанес ей немало обид. В ней не было злорадства, когда она его убивала, один лишь гнев. Гнев, который редко увидишь в женщине.
Линетт передернула плечами:
– Я не могу представить, чтобы Лизетт кого-то убила.
– Надеюсь, тебе никогда и не придется представлять такое. Какими бы ни были причины, побуждающие совершить убийство, такое преступление не может не оставить след в душе того, кто его совершил.
Линетт отстранилась и посмотрела ему в глаза своими ясными голубыми глазами.
– А ты убивал кого-нибудь?
– Увы, да.
Он вздрогнул как от боли, когда увидел, как ее передернуло от его признания. Саймон испугался не на шутку, что теперь обожанию ее придет конец. Едва ли он смог бы перенести такое.
– Много людей ты убил?
– Довольно много.
Линетт так долго молчала, что он невольно спросил себя, не придумывает ли она способ, как побыстрее от него убежать. Но тут она сказала:
– Спасибо тебе за твою честность.
– Спасибо за то, что не убежала от меня.
Точеное плечо цвета слоновой кости изящно приподнялось и опустилось.
– Я вижу, что призраки тех людей не отпускают тебя.
– Ты видишь? – хрипло спросил он, внезапно почувствовав себя так, словно его вывернули наизнанку. Словно он лежал перед ней нагой не только телом, но и душой.
– Да, вижу. По твоим глазам. – Она прикоснулась к его брови прохладной рукой. – Я знаю, что ты не сделал бы того, что сделал, если тебя к тому не вынудили обстоятельства.
Он поймал ее руку и поднес к губам.
– Я преклоняюсь перед твоей верой в меня.
Он преклонялся перед ее щедростью, он преклонялся перед ней. Ее несокрушимая вера в то, что он хороший, основанная лишь на том, как он относился к ней, смывала с него все грехи. Она знала, что на его руках кровь, и все же продолжала считать, что он готов прибегнуть к столь крайней мере только тогда, когда у него нет иного выхода. Она не судила его, не унижала его достоинство. Все то недостойное, что принадлежало его прошлому, она оставляла там, в прошлом, будущее же его было свободным от всех его прошлых грехов.
– В этой постели не я одна – открытая книга, – сказала она, улыбаясь. – Я тоже могу читать в твоей душе.
– Да? – спросил Саймон, приподняв брови. – И что ты сейчас прочитала?
– Что ты от меня без ума, – сказала Линетт.
Саймон засмеялся:
– Ты неисправима.
– Ты мог бы об этом догадаться, когда я позволила тебе меня поцеловать.
– Позволила? – Саймон широко улыбнулся. – Милая, да ты и пикнуть не могла, чтобы меня остановить. Ты была как глина в моих руках.
– Ты считаешь себя таким неотразимым? – хмыкнув, спросила она.
Он перекатился, поджав ее под себя, любуясь ее волосами, разметавшимися по постели, ее телом, таким сливочно-кремовым, таким светлым на фоне темного дерева изголовья и обивки стен цвета темного бургундского.
– Тогда окажи мне сопротивление, – предложил он, бросив ей вызов.
– Это непросто осуществить, когда ты вжимаешь меня в матрас.
– Вжимаю? – Он поспешно приподнялся на локтях.
– Ну, ты крупный мужчина.
– Это для того, чтобы лучше угодить тебе, – проурчал он, как сытый кот, и в качестве доказательства ткнулся ей в бедро той своей частью, что давно ждала своего часа. – Тебе не захочется иметь мужчину меньше меня, тиаска.
– Ты говоришь о своем пенисе?
Он засмеялся, увидев ее неподдельное изумление. Линетт толкнула его в плечо:
