Горячая влага омывала его пенис, и он думал о том насколько несправедливо то, что семя его никогда не осядет в ее лоне, не примется в нем, не даст росток его, Саймона, будущего.
Он, наконец, был дома, но ему не позволят в этом доме остаться.
Глава 13
– Руссо не такая уж редкая фамилия, Филипп, – устало сказала Маргарита, – Я все равно попросила бы тебя о помощи.
Маргарита встала и взяла со стола пустой бокал. Подойдя к буфету, она наполнила свой бокал хересом, а ему налила бренди и со знанием дела подогрела золотистую жидкость над пламенем свечи.
Когда Маргарита поднялась, Филипп тоже встал, наблюдая за ней глазами любящего мужчины. Он сомкнул пальцы вокруг ее пальцев, принимая угощение. Его прикосновение словно прожгло ее насквозь, напомнив ей о том, как эти пальцы ласкали куда более интимные места ее тела.
– Почему не попросить о помощи твоего мужа? – тихо спросил он.
– У меня есть на это свои причины.
– Расскажи мне о них.
У Маргариты задрожала нижняя губа, и он опустил голову и языком провел по дрожащему изгибу. Он застонал и крепче сжал ее пальцы.
Маргариту словно захватил горячий вихрь. Его вкус был таким знакомым, таким желанным. И словно не было всех этих лет разлуки, она все так же горячо, все так же пламенно любила его.
– Я была тебе сердцем верна все эти годы, – прошептала она. Она дрожала так, что херес полился через край и вино попало на пальцы. – Но если я еще могу держать голову высоко, так это потому, что ни разу не изменила мужу по-настоящему.
Она почувствовала, каких усилий ему стоило отпустить ее и отступить на шаг. Грудь его тяжело вздымалась, и ноздри раздувались, как у жеребца, почуявшего свою кобылу.
– Тогда скажи мне правду, – сказал он тихо и залпом выпил приготовленный ею бренди. – Если ты не хочешь дать мне ничего другого, дай мне хотя бы это.
Она была внутренне готова к тому, что ее отказ отзовется в нем болью, но она не знала, как сильно его боль отзовется в ней.
– Я все тебе сказала!
– Хотел бы я, чтобы ты больше доверяла мне, верила в то, что я могу тебя защитить.
– Ты думаешь, что я уехала ради себя? Я порвала с семьей и друзьями, оставила все, что было мне дорого, и пришла к тебе в том, что было на мне, и после этого ты думаешь, что я оставила тебя ради собственной выгоды?
Филипп сжал бокал так, словно хотел его раздавить.
– Ты был на пороге смерти! – воскликнула Маргарита. Давняя боль вернулась с прежней остротой. – Они так тебя избили, что, как мне сказали, ты мог не дожить до конца недели. Но я все равно надеялась. – Она поставила бокал на стол и отвернулась. – Я верила, что ты выживешь, потому что не могла представить свою жизнь без тебя.
– Маргарита…
Она слышала, как Филипп поставил бокал на стол и почувствовала, что он подошел ближе. Обернувшись к нему, она подняла руку, давая знать, чтобы он не приближался.
– Прошу тебя. Ты моя слабость. Если ты прикоснешься ко мне, я упаду к твоим ногам и буду потом ненавидеть себя за это. Я не люблю де Гренье. Я не могу его любить, потому что я люблю тебя. Но он всегда хорошо ко мне относился, даже зная о том, что я его не люблю. Даже зная о том, что я не могу подарить ему сына, которого он так хочет.
Филипп замер.
– Если он такой образцовый супруг, то почему не обратиться к нему?
– Ты мне не поможешь?
– Ты знаешь, что я тебе помогу, Я бы вырезал сердце из груди и отдал тебе, если бы ты меня об этом попросила.
Маргарита вздрогнула как от боли, и глаза ее наполнились слезами.
– Он хорошо относился ко мне, но куда хуже к дочерям. Он не жесток, он просто… безразличен. – Часто дыша, Маргарита отвернулась. – После рождения дочерей я лишилась способности зачать вновь. Я боюсь, он ненавидит их за это, пусть даже сам не осознает этого.
– Он дурак. – Филипп вздохнул глубоко, и весь запал словно вышел из него. Теперь у него был вид человека, уставшего от борьбы и смирившегося с судьбой. – Итак, ты хочешь, чтобы я покопался в биографиях Саймона Куинна и Лизетт Руссо. Еще что-нибудь тебе нужно?
– Деньги. Мистер Куинн еще не принял моего предложения, но если он его примет, мне бы хотелось немедленно уладить с ним вопрос. Де Гренье собирался уехать из Вены в Париж через неделю после меня. Если все будет идти по плану, он будет здесь только через несколько дней. Ждать не так уж долго, но моей дочери хватит и часа, чтобы угодить в беду. Она уже отважилась раз приехать к Саймону Куинну.
– Тогда она пошла в мать, – сказал Филипп с такой любовью в голосе, что Маргарите стало трудно дышать.
– Слишком на меня похожа.
– Позволь мне облегчить твою ношу, сердце мое. Если тебе нужны средства, я к твоим услугам – только попроси.
– Спасибо, Филипп, я верну тебе деньги при первой возможности.
– Я прошу взамен только одного. – Взгляд его потемнел. – Когда у меня появится информация, которой я мог бы с тобой поделиться, я хочу передать ее тебе лично. Я хочу любоваться тобой хотя бы издали, если я не могу быть с тобой.
Во рту у нее пересохло.
– Это слишком опасно.
– Да, – согласился он, – очень опасно, но я не могу устоять. Ты ведь уедешь и больше никогда не вернешься в Париж?
Маргарита покачала головой:
– Нет, не вернусь.
Он скрестил руки на груди, и камзол натянулся у него на плечах, открывая взгляду превосходную мускулатуру, которую Филипп сумел так хорошо сохранить. Годы были к нему благосклонны. Она находила его столь же сокрушительно красивым, каким увидела впервые.
– Я позабочусь о том, чтобы тебя не обнаружили, – пообещал он. – Тебе придется защищать себя от себя самой, ибо ты знаешь, что я никогда от тебя не отвернусь.
– Филипп…
– Ты не доверяешь себе, как должна бы. Ты решила больше не делить со мной постель, следовательно, своего решения ты не изменишь. Ты слишком благородна, слишком верна, слишком упряма. – Он одарил ее улыбкой, в которой было столько отчаяния, что Маргарита не в силах была сдержать рыдания при виде ее. – Я не могу ненавидеть эти черты в тебе, ибо из-за этих черт я так тебя люблю.
Маргарита хотела попридержать язык, но не смогла Она видела жестокую несправедливость в том, что их любовь была как цветок, которому суждено расти в темноте, без тепла и солнечного цвета, как цветок, который пытается выжить в бесплодной почве их сердец, и омывают его лишь слезы и туман воспоминаний.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
– Я знаю.
Линетт проснулась от того, что что-то щекотало ей кончик носа. В изнеможении она раздраженно махнула рукой, пытаясь смахнуть то, что мешало ей спать. Глаза она держала плотно закрытыми в надежде, что ей вскоре снова удастся уснуть.
