– Ваше самообладание достойно восхищения.
– Она сказала мне, что вы намерены вытащить ее из этой трясины.
Саймон кивнул:
– Да, это так.
– Я здесь, чтобы вам помочь.
В открытую дверь негромко постучали. Саймон поднял глаза и увидел, что на пороге стоит Эддингтон и оценивающе разглядывает Джеймса.
– Доброе утро, господа, – сказал граф, просияв улыбкой.
Джеймс встал, Саймон продолжал сидеть, хотя и представил мужчин друг другу.
– Простите мое вторжение, но я сейчас отправляюсь к портному, – протянул Эддингтон, небрежно взбивая жабо изящной рукой, унизанной перстнями с драгоценными камнями. – Вчера я увидел жилет – чудо, а не вещица, и тут же решил, что не смогу пережить, если у меня не будет точно такого же. Кто-нибудь из вас хочет составить мне компанию?
– Нет, милорд, это не ко мне, – сказал Саймон, с трудом подавив улыбку.
– Благодарю вас милорд, нет, – скривившись, ответил Джеймс.
– Жаль, – сказал Эддингтон и, поднеся к глазу монокль, осмотрел Джеймса с головы до пят. – Ну ладно, хорошего вам дня, господа.
Его сиятельство удалился, и после его ухода воцарилась тишина.
– Я думаю, этот расфуфыренный фанфарон только пытается казаться таковым, – первым нарушил тишину Джеймс.
– Чем вводит большинство людей в заблуждение. Большинство, но не всех. – Саймон уставился в открытую дверь кабинета с отсутствующим видом.
– Почему вы так смотрите? – спросил Джеймс.
– О чем вы? – Саймон вновь обратил свой взгляд на Джеймса.
– Словно вы увидели там нечто, вас поразившее.
– Я всего лишь подумал о том, что внешность может быть обманчивой. И этот факт мы можем обратить себе на пользу, тем более что в нашем распоряжении две женщины, которые похожи друг на друга как две капли воды.
– Смею напомнить, что мадемуазель Руссо больна.
– Я знаю. – Саймон барабанил пальцами по столу, заваленному исписанными им с утра листами бумаги. – Но об этом знают очень немногие. Вы, я, Дежардан… Вот и все.
– Вы не сообщили ее семье?
– Нет. Кое-кто хочет, чтобы ее считали мертвой. И тому, кто похоронил ее заживо, еще только предстоит узнать о том, что Лизетт жива. Этот некто еще не знает о том, что похороненная им Лизетт осталась жива благодаря вмешательству Дежардана. Возможно, пришло время избавить Эспри от его заблуждения.
– Она видела сон. Прошлой ночью. – Джеймс скрестил руки на груди. – Мы не знаем, что это – причудливая игра ее воображения или реальное воспоминание. Если имеет место последнее, то память к ней пусть пока лишь фрагментами, но возвращается.
– На данном этапе любое воспоминание будет нам в помощь. Увы, мы располагаем немногим.
– Согласен. Так вот, она была свидетельницей того, как некий человек насиловал горничную в качестве наказания за то, что она не перехватывает все письма, что отправляет виконтесса.
– Она его узнала.
– Нет. К сожалению, она видела его лишь со спины. Высокий, темноволосый, широкоплечий. Слишком общее описание.
– Но мы знаем одного человека, который получал удовольствие от насилия над женщиной, – заметил Саймон.
– Депардье. – В голосе Джеймса звучала ненависть.
– Именно. И у меня есть подозрение, что…
Еще один осторожный стук в дверь заставил Саймона замолчать. Он встретился взглядом с дворецким.
– Еще один посетитель, сэр, – сказал слуга.
Саймон взял поднесенную ему на серебряном подносе визитную карточку и прочел имя. Затем посмотрел на Джеймса.
– Мужайтесь, Джеймс, – сказал он.
Джеймс кивнул и весь внутренне подобрался.
– Известите его сиятельство, что у меня посетитель, – сказал Саймон, вставая, – но скажите, что он может к нам присоединиться.
Через пару минут высокий мужчина приятной наружности вошел в кабинет. Скромно, но со вкусом одетый в костюм из темно-зеленого бархата, вошедший в кабинет темноволосый мужчина, сам о том не подозревая, подтвердил кое-какие догадки Саймона. Желая поскорее узнать, подметил ли проницательный Джеймс то, что не укрылось от него, Саймона, Куинн не стал медлить с представлениями.
– Добрый день, милорд, – сказал Куинн.
– Добрый день, мистер Куинн.
– Милорд, могу я представить вам мистера Эдварда Джеймса? Он знаком с вашей дочерью, Лизетт. Мистер Джеймс, это виконт де Гренье.
Саймон бросил быстрый, но внимательный взгляд на Джеймса, гадая, осознает ли Джеймс, какая громадная разница существует в том положении в обществе, что занимает он, Эдвард Джеймс, и Лизетт. К чести Джеймса надо сказать, что если мысль о несоответствии в статусе и пришла ему в, голову, он ее ничем не обнаружил, приветствуя де Гренье.
Оба гостя сели, заняв места напротив хозяина дома, восседавшего в кресле за письменным столом.
– В присутствии Джеймса вы можете говорить совершенно свободно, милорд, – сказал Саймон.
– Как вы можете догадаться, своим вчерашним визитом вы очень расстроили виконтессу, – мрачно заявил виконт. – Я здесь для того, чтобы договориться о встрече с той женщиной, которую вы называете нашей дочерью, и для того, чтобы обсудить с вами ваши соображения по поводу Эспри и того, что с ним связано.
– Может, вы поделитесь с нами тем, что сами о нем знаете, милорд? – попросил Саймон. – Вы находились или находитесь с Эспри в переписке?
– Нет. Однако я был с виконтессой в тот момент, когда она получила сообщение от адресата с таким именем Оно пришло во второй половине того дня, когда на Сен-Мартена было совершено нападение. Сен-Мартен был на пороге смерти, и я осознаю опасность, исходящую от того, кто подписывается этим именем.
– Очевидно, память к Лизетт отчасти возвращается.
– В самом деле? – Виконт, судя по всему, осмысливал эту новость. Но на раздумья у него ушла всего пара секунд. – Рад это слышать, поскольку воспоминания о событиях, известных только Лизетт, сделают вашу позицию более доказательной.
– Вы видели тело, якобы принадлежащее Лизетт? – спросил Саймон.
– Нет. Увы, нет. Я бы с радостью принял этот скорбный труд на себя, но в то время был в Париже, и не мне, а моей жене пришлось принять участие в опознании. Я вернулся домой лишь спустя неделю после того печального события.
– И в то время никто из женщин в округе не пропадал? – спросил Джеймс.
– Я не знаю, мистер Джеймс, – ответил виконт. – Должен признаться, тогда меня мало занимало то, что происходит в округе. Жена моя была раздавлена горем, моя оставшаяся в живых дочь глубоко скорбела о сестре и терзалась от чувства вины. Очевидно, Лизетт выполняла какое-то поручение сестры, когда произошло несчастье.
