– Бегала ей за муфтой, возможно? – спросил Джеймс, прищурившись.
– Да. – Де Гренье смотрел на Джеймса округлившимися глазами. Тело его свело от напряжения. Он привстал. – Значит, это все-таки Лизетт? Иначе откуда бы ей об этом знать?
– Да, это она.
Виконт опустился на стул. Вид у него был такой, словно громадный груз только что свалился с его плеч.
– Возвращение Лизетт в лоно семьи снова сделает всех нас счастливыми. По крайней мере, отчасти. Она помнит, что с ней произошло?
– Не полностью. – Джеймс не отводил взгляда от виконта, но Саймон чувствовал, что Эдвард пытается разглядеть в его глазах, позе, неосознанных жестах подсказку, как действовать дальше.
– Она в серьезной опасности, – сказал Саймон, – ибо упомянутый нами Эспри охотится на нее.
– И вы считаете, что Эспри и Сен-Мартен – одно и то же лицо? – Де Гренье переводил прояснившийся взгляд с одного на другого. – Вы полагаете, что Сен-Мартен, таким образом, мстит всем нам за то, что он потерял женщину, которая стала моей женой?
– Такой вывод напрашивается сам собой. Но может, вы знаете кого-нибудь другого, кто мог бы столь же истово желать виконтессе зла?
– Нет. Другого такого нет.
– Итак, как, по вашему мнению, мы можем заставить его себя обнаружить? – спросил Джеймс.
– Я думаю, самый простой подход в этом случае самый эффективный. Мы сорвем с Лизетт маску, – предложил Саймон. – Однако, милорд, Лизетт не вполне здорова.
– Лизетт больна? – Де Гренье наклонился к Саймону. – Что с ней? За ней необходим медицинский уход?
– Ей оказали помощь и продолжают оказывать, милорд, – сказал Джеймс. – И она выздоравливает. Но она недостаточно окрепла для того, чтобы выходить на улицу и тем более рисковать жизнью.
– Так что вы предлагаете? – спросил виконт.
– Если вы не против, милорд, – сказал Саймон, – мы могли бы поменять их местами. Лизетт поселилась бы у Соланж Тремблей, а Линетт переехала бы в дом Лизетт. Там мы и устроим ловушку. За мной ведется слежка, так что стоит мне два-три раза показаться с ней на публике, и заинтересованному лицу непременно станет известно о том, что Лизетт в Париже.
Де Гренье хотел было что-то возразить, но передумал.
– Вы хотите, чтобы я рисковал жизнью одной дочери ради другой? – все же спросил он.
– Не могу придумать иного способа решить вопрос.
– Ну, советую вам подумать еще, – сказал виконт. – По вашим же собственным словам, Лизетт умеет о себе позаботиться. Линетт все еще невинна и наивна, как ребенок. Она будет более легкой мишенью.
– Я открыт любым предложениям, милорд. Вы можете поверить мне, когда я говорю, что для меня безопасность Линетт превыше всего. Я, собственно, и влез в эту трясину ради нее. Возможно, вы могли бы обсудить этот план с вашей женой и дочерью, а затем связаться со мной и сообщить ваши соображения?
Виконт взглянул на Джеймса. Тот лишь пожал плечами:
– Я в растерянности, милорд.
Де Гренье встал и покачал головой.
– Я поговорю с виконтессой и пошлю за вами, когда мы придем к решению. А между тем продумайте, пожалуйста, альтернативные решения, которые не предусматривали бы участия Линетт.
– Я постараюсь свести ее участие к минимуму, – сказал Саймон.
Виконт пристально посмотрел на него и кивнул.
– Думаю, что в этом смысле вы достойны доверия, мистер Куинн.
Они пожали друг другу руки, и де Гренье ушел, оставив Джеймса наедине с Саймоном.
– Относительно вашего предложения о помощи, – начал было Саймон.
Джеймс мрачно усмехнулся:
– Говорите, что вам нужно.
Глава 17
Линетт не могла усидеть на месте. Сердце ее отчаянно колотилось, а ладони вспотели так, что даже перчатки стали влажными. Линетт беспокойно ерзала на сиденье экипажа, который вез ее туда, где ей предстояло встретиться с Лизетт. Сестра ее была жива и находилась совсем рядом – в нескольких минутах пути. Чудо, в которое почти невозможно поверить!
– Линетт, – строго предупредил ее де Гренье, – нельзя так нервничать. Это вредно для здоровья.
– Милорд, я ничего не могу с собой сделать.
– Я понимаю, что ты чувствуешь, – тихо сказала ей мать и улыбнулась дрожащими губами.
– Мне все это совсем не нравится, – пробормотал де Гренье. – Если мы оказались жертвами какого-то мошенничества, мне будет трудно защитить вас обеих.
– Я доверяю ему, – мотнув головой, заявила Линетт. – Я ему полностью доверяю.
Отец говорит, что готов ее защитить? Линетт прикусила губу, чтобы не сказать ему какую-нибудь грубость. Если сложить вместе все дни, что они провели под одной крышей, едва ли наберется месяц. Отец всегда был в отъезде. Годами она ждала от него хоть какого-то знака любви или хотя бы привязанности. Но потом поняла, что ждать нечего: он никогда не простит ее за то, что она дочь, а не сын.
– Ты, видно, влюбилась в него по уши, – сказал он, скривив губы.
– Да, – ответила Линетт, гордо вскинув голову. – Влюбилась. И что с того?
Маргарита наклонилась и накрыла ладонью руку мужа. Он смолчал, и Линетт благодарно улыбнулась матери.
Карета остановилась. Линетт выглянула из окна и нахмурилась. Они были на кладбище.
– Где мы? – спросила она.
– Сюда мне велел приехать Куинн, – ответил де Гренье.
Линетт пребывала в растерянности лишь до того момента, пока не увидела Саймона. Он был таким высоким и сильным, и этот шелковый костюм цвета корицы так здорово сидел на нем, и походка у него была такой упругой и чувственной. Они встретились взглядами, и глаза его вспыхнули. В них горела страсть. У Линетт перехватило дыхание. Ее словно обдало жаром.
«Мой возлюбленный».
Пальцы ее сжимали бортик окна кареты так сильно, что побелели костяшки пальцев. Ее переполняли чувства самой разной природы. Радость встречи, вожделение, томление, тревога. Но даже этот стремительный и мощный водоворот чувств не в силах был унести ее невесть куда, сердце ее прочно стояло на якоре, сердце ее прикипело к тому, кого полюбило.
«Я благодарна тебе».
Невысказанные слова жгли горло, а слезы – глаза. Он рисковал ради нее. И она не могла позволить ему рисковать в одиночку Она полагалась на его силу, и ответная любовь его внушала Линетт уверенность в своих силах. А силы ей сейчас понадобятся: ей предстояла встреча с сестрой, которая вот уже два года считалась погибшей. Но сестра изменилась. Сейчас ей предстоит увидеться с Лизетт, которая, возможно, даже не узнает ее.
