Морт снова обернулся к доске, но в этот момент его нога
соскользнула с края канавки, и, пронзительно закричав, он вывалился из нее
наружу и полетел в сухом, пропитанном мелом воздухе, и Джон Кинтнер смеялся, а
он…
Глава 41
…проснулся на полу. Его голова каким-то образом оказалась
под подлым кофейным столиком, Морт хватался за ковер и кричал визгливым,
пронзительным голосом.
Он был на озере Тэшмор. Не в каком-то таинственном,
циклопических размеров школьном классе, а на озере.., и в тумане на востоке
всходило солнце.
Со мной все в порядке. Мне просто снился сон, и со мной все
в порядке.
Но это было не так. Потому что теперь это был не сон. Джон
Кинтнер существовал в реальности. Господи, как же он мог забыть Джона
Кинтнера?!
Морт посещал колледж в Бейтсе и специализировался на
изучении художественной литературы. Позже, рассказывая о первых шагах молодого
литератора, он говорил своим ученикам, что, выбирая такую специализацию,
мужчина или женщина совершают самую крупную ошибку в своей жизни, если они
хотят писать романы для того, чтобы зарабатывать этим на жизнь. Эти слова он
повторял при любой возможности.
— Идите работать на почту. Фолкнер так и сделал.
Ученики смеялись. Они любили слушать учителя, а сам он был
доволен, когда ему удавалось развеселить класс. Это было лучше всего — вряд ли
он или кто-то другой действительно могли научить их писательскому ремеслу. А
когда занятия подходили к концу, учитель всегда испытывал облегчение. Ученики
вызывали у него беспокойство. Он полагал, что причиной этому был Джон Кинтнер.
Морт так и не вспомнил, действительно ли Кинтнер был родом
из Миссисипи, но полагал, что это было именно так. Впрочем, Кинтнер мог
приехать из любого другого южного штата — из Алабамы, Луизианы или из
какого-нибудь рабочего городка северной Флориды. Морт посещал колледж в Бейтсе
много лет назад, и с тех пор ни разу не вспомнил о Джоне Кинтнере, который теперь
— неожиданным и совершенно необъяснимым образом — всплыл в его памяти.
Это неправда. Ты думал о нем прошлой ночью. Хочешь сказать,
что он мне снился, быстро поправил себя Морт, но этот противный тоненький
голосок внутри него настаивал на своем.
Нет, еще раньше. Ты думал о нем, когда разговаривал с
Шутером по телефону.
Морт не хотел думать об этом. Он не должен думать об этом.
Джон Кинтнер остался в прошлом:
Джон Кинтнер не имел никакого отношения к тому, что
происходило теперь. Морт встал и в молочном предутреннем свете побрел,
пошатываясь, на кухню, чтобы сварить себе крепкий кофе. Побольше крепкого кофе.
Но противный тоненький голосок не отставал. Морт взглянул на кухонные ножи,
подвешенные к магнитной панели, купленной когда-то Эми, и подумал о том, что
если бы он мог зарезать этот тоненький голосок, то немедленно бы сделал это.
Ты думал, что поколебал его, что тебе удалось нанести ему
сокрушительный удар. Ты думал, что история снова вернулась к главному пункту: к
рассказу и обвинению в плагиате. Шутер хотел помыкать тобой, как мальчишкой из
колледжа. Как жалким мальчишкой из колледжа. Как…
— Заткнись! — рявкнул Морт. — Убирайся к черту.
Голос замолчал, но Морт уже не мог забыть о Джоне Кинтнере.
Насыпая трясущейся рукой в кофеварку зерна, Морт подумал о
том, как настойчиво и упорно он повторял, что не крал рассказ у Шутера и что
вообще никогда не занимался плагиатом.
И все-таки он это сделал.
Однажды.
Только однажды.
— Но ведь это было так давно, — прошептал Морт. — И к этому
делу не имеет никакого отношения.
Наверное, так оно и было, только остановить воспоминания
было уже невозможно.
Глава 42
Он учился на предпоследнем курсе. Шел весенний семестр. В
классе художественной литературы он был посвящен созданию короткого рассказа.
Преподавал парень по имени Ричард Перкинс-младший, который написал два романа,
получивших очень хорошие рецензии, но так и не признанных читателями, — из
всего тиража продали всего несколько экземпляров. Морт попробовал прочесть один
из них и решил, что хорошие рецензии и равнодушие читателей вызваны одной и той
же причиной: книги были непонятными. Но парень оказался неплохим учителем — во
всяком случае, развлекал дюжину своих учеников.
Одним из них был Джон Кинтнер. Кинтнер только что поступил в
колледж, но получил специальное разрешение на посещение этих занятий. И Морт не
мог не признать, что парень его заслуживал. Пусть он и простой работяга с Юга,
но этот простак, несомненно, обладал литературным талантом.
За время семестра каждый из них должен был написать шесть
коротких рассказов или три длинных. Раз в неделю Перкинс зачитывал один из
рассказов, который, по его мнению, мог вызвать оживленную дискуссию. На
следующем занятии студенты должны были высказать свое мнение о прослушанном.
Обычная схема. И вот, на какой-то неделе, Перкинс прочел им рассказ Джона
Кинтнера. Он назывался… Как же он назывался?
Морт повернул кран, чтобы налить в кофеварку воды, но замер
и, прислушиваясь к звуку льющейся воды, невидящими глазами уставился в туман за
стеклянной стеной.
Черт побери, ты же прекрасно знаешь, как он назывался.
«Секретное окно, секретный сад».
— Ничего подобного! — обиженно завопил Морт на весь дом;
потеряв терпение, он преисполнился решимости раз и навсегда заткнуть этот
противный тоненький голосок.., и неожиданно вспомнил.
— «Лютик на дороге», — пронзительно закричал он. — Рассказ
назывался «Лютик на дороге», и он не имеет никакого отношения.., ни к чему!
Хотя это было не совсем так. Но Морт вовсе не нуждался в
том, чтобы какой-то настырный голосок, звучащий где-то в глубине его больного
мозга, постоянно указывал бы ему на это.
Позднее в печати появилось три или четыре рассказа Кинтнера,
а затем он где-то исчез (Морт догадывался, что во Вьетнаме — именно там все они
исчезали в конце шестидесятых, во всяком случае молодые). «Лютик на дороге» был
не лучшим его рассказом.., но достаточно добротным. Кинтнер определенно был
лучшим писателем в классе. Ричард Перкинс-младший выделял его из всех учеников,
и Морт Рейни не мог с этим не согласиться, так как и сам считал, что Кинтнер
писал гораздо лучше, чем Ричард Перкинс-младший. А когда все это осталось в
прошлом, Морт поверил, что лучшим был он.
Но был ли он лучше Кинтнера?
— Да-а… — промычал он себе под нос, включая кофеварку. — Я
был вторым.
