Впрочем, сигареты оказались отнюдь не отвратительными. На
вкус они были довольно хороши. Морт направился в свой кабинет, выпуская клубы
дыма и чувствуя приятное головокружение. Ах проклятая живучесть пагубных
привычек, подумал он. Как сказал Хемингуэй? Ни этим августом, ни этим сентябрем
— в этом году ты можешь делать все, что тебе угодно. Но придет время. Оно
всегда приходит. Рано или поздно ты снова сунешь что-нибудь в свой большой
старый рот. Выпивку, сигареты, может быть, дуло пистолета. Ни этим августом, ни
этим сентябрем…
…к сожалению, был октябрь.
Исследуя более поздний слой залеганий в столе, он обнаружил
старую банку с солеными орешками. Банка была еще наполовину полной. Попробовать
орехи он не решился, но крышка банки оказалась отличной пепельницей. Морт сел
за стол, посмотрел на озеро (как и миссис Гавин, лодки, которые раньше там
плавали, тоже исчезли), насладился своей старой отвратительной привычкой и
обнаружил, что теперь может думать о Джоне Шутере и о рассказе Джона Шутера
даже не теряя самообладания.
Безусловно, этот человек принадлежал к Племени Безумцев;
теперь в этом не было никаких сомнений. Что же касается того, что Морт испытал,
когда обнаружил, что рассказы действительно очень похожи…
Что ж, литературное произведение всегда представляет собой
предмет. Конкретный предмет — во всяком случае, к нему можно относиться как к
конкретному предмету, особенно если кто-то покупает его у вас. Но в другом,
более высоком смысле оно вовсе не является предметом. С одной стороны, любой
рассказ столь же конкретен, как ваза, стул или автомобиль. Он представляет
собой чернила на бумаге, хотя дело вовсе не в чернилах и не в бумаге. Морта
часто спрашивали, откуда он берет свои идеи, и хотя писатель посмеивался над
этим вопросом, при этом его всегда охватывал смутный стыд. Потому что в глубине
души он чувствовал свою неискренность. Казалось, все вокруг думают, будто
где-то существует Центральный Склад Идей (точно так же, как существует кладбище
слонов или легендарный потерянный город золота), а у Морта есть секретная
карта, с помощью которой он может ездить туда и обратно.
Морг Рейни должен помнить, где именно он был, когда к нему
приходила определенная идея. Писатель знал, что идея часто появлялась в
результате того, что он увидел или почувствовал некую странную связь между
предметами, событиями или людьми, между которыми прежде вроде бы и не было
никакой связи. Именно таким образом в его голове рождались замыслы, которые
позже воплощались в рассказы и романы. Что же касается того, почему именно Морт
видел и чувствовал эти связи и почему, заметив их, испытывал желание описать
их.., об этом он не имел ни малейшего представления.
Если бы Джон Шутер пришел к нему и, вместо того чтобы
сказать: «Вы украли мой рассказ», сказал бы: «Вы укради мою машину», Морт
быстро и решительно справился бы с ним. Даже если бы речь шла о машинах одной
модели, одного цвета и года выпуска. Он бы показал человеку в черной шляпе
паспорт на свой автомобиль, предложил бы ему сравнить номер на розовой карточке
с тем, что выбит над дверцей, и прогнал бы этого Шутера прочь.
Но когда у вас появляется идея рассказа, никто не дает вам
под нее закладную. Зарождение идеи проследить невозможно. Разве можно получить
закладную под то, что нельзя увидеть, потрогать, понюхать? Когда вы продаете
свое произведение, вам прежде всего предстоит понять всю систему финансовых
взаимоотношений, вам предстоит выдержать множество неприятностей, так как эти
ублюдки — из журналов, газет, книжных издательств и кинокомпаний — будут
всячески стараться сбавить цену. Но сама идея приходит к вам свободной, чистой
и не связанной никакими финансовыми отношениями. «Вот в чем дело», — решил
Морт. Вот почему он испытывал чувство вины, хотя точно знал, что ни слова не
переписал у фермера Джона Шутера. Он чувствовал вину, потому что творчество
всегда чуть-чуть похоже на воровство. И здесь уж ничего не изменишь. Просто
случилось так, что Джон Шутер оказался первым, кто бросил ему в лицо это
обвинение. Морт понял, что в глубине души уже давно ожидал чего-то подобного.
Морт смял сигарету и решил было вздремнуть, но подумал, что
для оздоровления как умственного, так и физического состояния было бы неплохо
что-нибудь съесть, почитать часа полтора, а затем немного прогуляться у озера.
Он слишком много спал, а это один из признаков депрессии. Но, не дойдя до
кухни, он свернул в гостиную и оказался возле длинной кушетки, стоящей у
стеклянной стены. «Черт с ним, — подумал Морт, подкладывая одну подушку под
шею, а другую под голову. — У меня депрессия».
Перед тем как погрузиться в сон, он мысленно несколько раз
повторил: Я ему еще покажу. Не такой уж он и крутой. Просто плагиатор.
Глава 5
Ему приснилось, что он заблудился в поле, на котором росла
огромная кукуруза. Спотыкаясь, пробирался от одной грядки к другой. Над его
головой сверкало солнце, отражаясь от наручных часов, по полдюжине на каждой
руке, и все показывали разное время.
— Помогите! — закричал Морт. — Кто-нибудь, пожалуйста,
помогите мне! Я заблудился! Мне страшно!
Внезапно колосья кукурузы перед ним зашелестели. С одной
стороны из них показалась Эми. С другой стороны вышел Джон Шутер. Оба они
держали ножи.
Я уверен, что смогу справиться с этим делом, говорил Шутер,
когда они оба, подняв ножи, двигались на Морта. Я уверен, что со временем твоя
смерть станет тайной даже для нас самих.
Морт бросился бежать, но чья-то рука — он был уверен, что
это была рука Эми, — схватила его за пояс, швырнула на спину. И когда ножи
сверкнули в горячем солнце этого громадного секретного сада…
Глава 6
Его разбудил телефонный звонок. С того времени, как он лег
на кушетку, прошел час и пятнадцать минут. Морт с трудом вырвался из кошмара —
кто-то преследовал его, это единственное, что он мог ясно вспомнить, — и сел.
Тело пылало огнем; казалось, каждый дюйм его кожи был залит потом. Пока он
спал, солнце переползло на другую сторону дома и бог знает сколько времени
поджаривало его сквозь стеклянную стену.
Морт медленно заковылял в коридор, к столику с телефоном. Он
чувствовал себя как водолаз, идущий по дну реки против течения, клевал носом
при каждом шаге, во рту стоял вкус кошачьей мочи, Казалось, стоило ему
приблизиться на шаг к двери, как та отступала на такое же расстояние назад, и
Морту уже не в первый раз подумалось, что ощущения в ару, должно быть, очень
похожи на то, что испытывает человек после слишком крепкого сна в жаркий
полдень. Хуже всего было даже не физическое состояние. Тяжелее всего было
невыносимое, лишающее всяческих ориентиров чувство, будто находишься за
пределами самого себя — будто ты просто наблюдаешь за самим собой в телекамеру
с затуманенными линзами. Морт поднял трубку, ожидая услышать Шутера. Конечно,
это будет он — единственный человек, в этом огромном мире, с которым мне не
следует говорить сейчас, когда я в таком беззащитном состоянии, когда одна
половина моего сознания, кажется, не знает, где находится другая. Конечно, это
он, кто же еще?
