Не в силах отказать ему, умолявшему с такой страстью, Амелия раздвинула ноги и выгнулась от его прикосновения к нежной горячей плоти, просившей его ласки.
– О!
Поцелуи Монтойи становились все более страстными; он знал, как надо ласкать женщину. Его огрубелые пальцы ласкали ее в одном ритме с ласками языка.
Амелия таяла от наслаждения, но старалась заглушить все растущее возбуждение, извиваясь под графом и судорожно хватаясь за него. Мускулы его рук напрягались. И она острее ощущала всю эротичность его прикосновений.
Одним пальцем он проник в ее глубину, она открылась навстречу ему.
– Какая ты скользкая, – с благоговением выдохнул он. – С какой жадностью ты сжимаешь мой палец. – В доказательство он продвинулся чуть глубже. Амелия вскрикнула, когда ее мышцы сжали вторгшегося гостя.
– Бог мой, в тебе так тесно и горячо, – восхитился он. – Ты убьешь меня, когда я войду в тебя. – Амелия взяла в руку его плоть, не понимая, как он войдет в нее. Такой толстый и твердый. Ее девственное тело уже пылало от прикосновения пальца.
Монтойя застонал от невыносимой жажды удовлетворения.
– Ты уже готова, – сказал он. – Чувствуешь? – Он слегка надавил пальцем на набухший бугорок и погладил его. В ответ ее мышцы сжали его палец, осторожно проникавший внутрь все глубже.
Амелия жалобно застонала, когда палец с нарастающей быстротой стал то входить, то выходить из нее. Монтойя знал, как возбуждать женщину, и ее кожа покрылась потом, а груди пронзила боль. Умоляющие звуки вырывались из ее горла, и она старалась как можно ближе прижаться к графу.
– Скажи мне, чего ты хочешь, – прошептал он, приблизив губы к ее уху. – Скажи мне, как доставить тебе удовольствие.
– Мои соски…
– Они прекрасны. Так соблазнительно возбуждены. Жаждут моих губ.
– Да! – Амелия выгнулась, бесстыдно предлагая себя.
– Скажи, любовь моя. – Он уже дотронулся до девственной плевы. – Скажи, чего ты хочешь.
– Я хочу…
– Да? – Он продолжал двигаться внутри ее.
– Я хочу чувствовать на своей груди твои губы.
– Ум-м… с удовольствием, – охотно согласился он.
У нее перехватило дыхание. Обжигающий жар охватывал нежную кожу. Напряжение возрастало с каждым движением его пальца.
От наступившего освобождения она задохнулась. Тело словно окаменело, сердце готово было выскочить из ее груди, в ушах стучала кровь.
И на вершине ее наслаждения он разорвал барьер, разделявший их. В пылу вырвавшейся на свободу страсти Амелия почти не заметила, что потеряла девственность, и слеза, появившаяся в уголке ее глаза, была не от боли, а от того, что наслаждение было почти невыносимым.
Когда Амелия пришла в себя, она услышала его хрипловатый голос, произносивший ласковые и восторженные слова. Как она счастлива, что это произошло с мужчиной, который так страстно желал ее и вызывал у нее ответное желание! То, что могло бы стать обязанностью, оказалось радостью.
Сотни чувств боролись в Амелии, и все они хотели быть выраженными словами. Но у нее сжало горло, и она не смогла их произнести.
Вместо слов она обняла его и прижала к своей груди.
Колин слушал, как успокаивается биение ее сердца, и думал, что никогда еще не любил ее так сильно. Во власти страсти она была богиней, созданной для любви и желаний, ее прекрасное тело пылало, и блестело. Земная. Свободная и горячая, какой и хотела быть. Созданная для любовных утех.
С ним.
Ни один другой мужчина не смог бы заставить ее раскрыться. Она говорила, что без него ничего не чувствует. Она оживает только рядом с ним. Теплая и нежная, влажная и возбужденная. Жаждущая ласки.
– Это было, – с тихим вздохом сказала она, – чудесно.
Колин потерся лицом о ее грудь и засмеялся, сердце переполняла радость. Он сам словно пробудился от слишком долгого сна. Она преследовала его, ей надо было, чтобы его желание отпустило на свободу ее собственное.
– Твоя борода щекочет меня, – пожаловалась она, отталкивая его голову.
Ее явная чувственность заставляла его неудовлетворенную плоть протестующе пульсировать.
Но мечты, которые он вынашивал годами, не ограничивались удовлетворением себя самого. Он хотел наслаждения и для нее, ему это было Необходимо. Еще не закончится эта ночь, а он уже привяжет ее к себе наслаждением, поработит желаниями, покажет ей все грани и высоты наслаждения. Ее любовь была бесценной наградой, но не менее важной была ее страстность.
– Можно пощекотать тебя в других местах? – подняв голову, спросил он.
Она облизнула нижнюю губу. Колин тут же провел по ее пухлой губе кончиком языка. Это был недвусмысленный соблазняющий намек.
Ее сердце екнуло, она поняла его намерение.
– Ты шутишь.
– Нисколько. Я хочу познать тебя, Амелия. Снаружи и внутри.
Он почти слышал, как проносятся в ее голове мысли. Амелия размышляла.
– Я думаю, что таким образом мне легче познать тебя, – задумчиво сказала она, – чем тебе познать меня.
У него от этой мысли задрожали руки, и он повернулся на спину, чтобы не придавить Амелию.
– Тебе бы это понравилось, – вслух размышляла она, заметив его реакцию. – Неужели там, ниже, у женщины что-то совсем не похожее на ее рот?
– Мне нравится, что ты любознательна. Надеюсь, ты будешь такой всегда.
– Как-нибудь я кое-чему научу тебя.
– Сирена. Ты уже околдовала меня. Неужели надо еще больше поработить меня?
Она легким движением провела рукой по его животу и взяла его напрягшуюся плоть. Он шумно выдохнул, а Амелия села лицом к нему. Он протянул руку и остановил ее. Несмотря на то, что Амелия ничего не видела, она повернула голову. Свободной рукой она попыталась снять с глаз косынку.
– Еще рано, – сказал он.
– Я готова.
– А я нет.
Она как будто собиралась возразить, но, передумав, провела рукой по всей длине его члена. Колин скрипнул зубами и вцепился в одеяло.
– Я хочу сделать с тобой то же, – прошептала она, – что ты сделал со мной.
– Знаешь, мы, мужчины, менее чувствительны, чем женщины, когда достигаем наслаждения.
– Но ощущения одинаковы, не так ли?
Он улыбнулся:
– Полагаю, да.
Амелия села, подобрав ноги. Обеими руками она ласкала его, сжимая и поглаживая. То, что он чувствовал, обжигало его спину и пронзало сердце. В ее прикосновениях было благоговение. И страх.
Краешком ногтя она провела по вздувшейся вене, и у Колина вырвался тихий страдальческий стон.
