– Я многое знаю. Однако раз вы решили не знакомиться со мной, то никогда и не узнаете то, что знаю я.
Он скрестил на груди руки. Эта вызывающая поза лишь заставила Амелию улыбнуться, потому что подтверждала его намерение остаться. По крайней мере, на какое-то время.
– А как же лорд Уэр? – спросил он.
– А что с ним?
– Вы ведь помолвлены.
– Так и есть. – Она заметила, как сжались его челюсти. – Вам не нравится лорд Уэр?
Монтойя не ответил.
– Вы настолько привлекательны, граф Монтойя, что, думаю, привыкли вызывать у женщин интерес. Со своей стороны могу сказать с абсолютной уверенностью, что я никогда не попадала в подобную ситуацию. За мной не ухаживают потрясающе привлекательные мужчины…
– Вы напоминаете мне одну девушку, которую я знал раньше, – перебил он ее. – Девушку, к которой я питал глубокие чувства.
– О! – Как бы Амелия ни старалась, она не сумела скрыть своего разочарования. Он принял ее за другую. Его интересовала не она, а девушка, похожая на нее.
Отвернувшись, Амелия опустилась на небольшую скамью и рассеянно расправила юбки. Чтобы успокоиться, кончиками пальцев, затянутых в перчатку, она повертела в руках свою маску.
– Теперь моя очередь извиняться. – Она подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо. – Я поставила вас в неловкое положение и попросила остаться, когда вы хотели уйти.
Он в раздумье наклонил голову, и она пожалела, что не может видеть его лицо, скрытое переливавшейся жемчугом маской. Несмотря на то, что маска закрывала черты Монтойи, Амелия находила его удивительно привлекательным: этот ласкающий тембр голоса… эти соблазнительные губы… эта непоколебимая уверенность…
Но все же он не был непоколебимым. Она притягивала его чем-то, чего не могло быть в совершенно чужом человеке.
– Это совсем не то, что вы хотели услышать, – заметил он, делая шаг к ней.
Ее взгляд остановился на его сапогах, вокруг которых развевались полы плаща. Это одеяние придавало графу внушительный вид, но ей не было страшно.
Амелия беспечно махнула рукой, отпуская его, не зная, что сказать. Он прав; она вела себя слишком смело. Но ей не хватило смелости честно признаться, насколько приятен был его интерес к ней.
– Надеюсь, вы найдете ту девушку, которую ищете, – вместо признания сказала она.
– Боюсь, это невозможно.
– О?
– Для меня она была потеряна много лет назад.
Расслышав грусть в его словах, Амелия посочувствовала:
– Сожалею о вашей потере. Я тоже потеряла того, кто был мне дорог, и понимаю, что вы чувствуете.
Монтойя опустился на скамью рядом с ней. Скамья была небольшой, и им приходилось сидеть так близко, что ее юбки касались его плаща. Сидеть так близко друг к другу – это неприлично, но Амелия не возражала. Она лишь глубоко вдохнула и почувствовала, что от него пахнет сандаловым деревом и цитрусом. Свежестью, землей и силой.
– Вы еще молоды, чтобы страдать, – тихо сказал он.
– Вы недооцениваете смерть. Она не знает жалости и не считается с возрастом тех, кто остается на земле.
Ленты, украшавшие ручку ее маски, подхватил легкий бриз и положил их на руку графа. Вид этих атласных лент сиреневого, розового и бледно-голубого цвета на фоне его черной перчатки отвлек внимание Амелии.
Интересно, как все это выглядит со стороны? Ее пышные серебристые кружева и яркие разноцветные цветы рядом с его одеждой, лишенной каких-либо красок.
– Вам не следовало приходить сюда одной, – сказал он, разглаживая пальцами ее ленты. Его движения были такими чувственными, как будто он ласкал ее саму.
– Я привыкла к одиночеству.
– Вам оно доставляет удовольствие?
– Оно мне хорошо знакомо.
– Это не ответ.
Амелия посмотрела на него и заметила многое, что можно было рассмотреть только вблизи. У графа длинные ресницы, прикрывавшие миндалевидные глаза. Прекрасные глаза. Экзотичные. Всезнающие.
– А какая она была? – спросила Амелия. – Девушка, за которую вы приняли меня.
Легкий намек на улыбку.
– Я спросил первым, – сказал Монтойя.
Она издала притворный печальный вздох только для того, чтобы увидеть насмешливый изгиб его губ. Он не улыбался по-настоящему. Она хотела понять почему. Как ей увидеть его улыбку?
– Очень хорошо, граф Монтойя. В ответ на ваш вопрос скажу: да, я люблю одиночество.
– Многие люди находят одиночество невыносимым.
– У них нет воображения. А у меня, наоборот, его слишком много.
– О? – Он наклонился к ней, и его бриджи из оленьей кожи натянулись, обрисовывая мощную мускулатуру бедер. На фоне раскинутой на скамье серой шелковой подкладки Амелия ясно видела весь рельеф его мускулов. – И что же вы воображаете?
С усилием сглотнув, Амелия обнаружила, что не может оторвать глаз от этого зрелища. Это похотливый взгляд, а ее интерес явно греховный.
– Гм… – Она подняла глаза, голова кружилась от мыслей. – Истории. Волшебные сказки.
Маска скрывала половину его лица, и Амелия не видела, но почувствовала, что он приподнял бровь.
– Вы записываете их?
– Иногда.
– А для чего?
– Вы задаете слишком много вопросов и не отвечаете ни на один мой вопрос.
В темных глазах графа блеснули веселые искорки.
– А разве мы ведем счет?
– Вы ведете, – поправила она. – Я просто соблюдаю установленные вами правила.
Вот оно! Ямочка на щеке. Она видела ее.
– Она была смелой, – пробормотал он, – как и вы.
Амелия покраснела и отвела глаза, смущенная этой маленькой ямочкой на его щеке.
– Вам в ней это нравилось?
– Да, очень.
От чувственности в его голосе дрожь пробежала по ее телу.
Монтойя встал и протянул Амелии руку:
– Вам холодно, мисс Бенбридж. Наверное, следует вернуться в дом.
Она взглянула на него:
– А вы пойдете со мной?
Граф покачал головой.
Протянув руку, она вложила пальцы в его ладонь, которая оказалась большой и теплой, и он держал ее руку крепко и надежно. Амелии не хотелось отпускать его, и, кажется, он чувствовал то же. Они постояли так довольно долго, не разрывая рук, были слышны только их тихие вдохи и выдохи… а потом ночной зефир донес до них нежные звуки менуэта.
