Она нахмурила брови:
– Да, мы действовали под влиянием минуты, – продолжал он. – Да, мы жили одним днем и своей любовью, позабыв обо всем мире. Но мы такие, какие мы есть. В этом наше сходство. Ни ты, ни я не сдерживаем наши желания.
– Нельзя так жить.
– Нет, можно. Пока это не причиняет боли другим. – Его голос становился все более бесстрастным, завораживая ее. – Уэр не любит тебя так, как люблю я. И ты не любишь его. А еще ты не любишь себя так, как следовало бы любить. Ты обвинила меня, что я притворяюсь не тем, кто я есть, а сама тоже в этом виновна. Ты пытаешься превратить себя в светскую даму, соблюдающую приличия, но это уже не ты! Не стыдись тех своих качеств, за которые я так тебя люблю.
– Уэлтон был ужасным человеком, – возразила она. – Я не могу быть такой, как он.
– И никогда не смогла бы. – Колин взял ее за руки. – Ты переполнена любовью к жизни и семье. А твой отец любил только себя. Это совсем разные вещи.
– Уэр…
– Уэр знает, что я увез тебя. Он мог бы помешать нам, если бы захотел, но не сделал этого. Я имею этот день и тебя и отбрасываю все остальное. Это пугает, да. Мы оба должны покинуть клетки, которые создали для себя, и отправиться в неизвестное. Но мы будем принадлежать друг другу.
«Клетки». Она провела в клетке столько времени, что одна часть ее души ненавидела запреты, а другая была благодарна за них, ибо они не давали ей стать похожей на Уэлтона.
– Ты так хорошо знаешь меня, – прошептала она.
– Да, я знаю тебя лучше, чем кто-либо. Ты велела мне поверить, что я достоин тебя. А теперь твоя очередь поверить, что ты достойна меня. Поверь, у тебя нет никаких отцовских пороков. Поверь, что у меня хватает ума полюбить замечательную женщину.
Он прикоснулся губами к ее пальцам.
– Сделай этот шаг вместе со мной, Амелия. Я двумя руками держусь за нашу любовь вопреки всем причинам, по которым мне не следует этого делать. Сделай то же. Послушайся своей страстной натуры и беги со мной. Будь свободна вместе со мной. Мы будем счастливы.
Она посмотрела на него сквозь слезы. Затем бросилась в его объятия.
– Да, – прошептала она, прижимаясь к его щеке. – Будем свободными.
Кристофер, Саймон и Уэр были увлечены разговором, когда в комнату ворвалась Мария, придерживая одной рукой юбки, а в другой держа записку.
Мужчины мгновенно встали. Кристофер и Саймон с встревоженным видом шагнули ей навстречу, Уэр лишь слегка приподнял бровь.
– Я нашла это на подушке Амелии! Митчелл похитил ее.
Саймон не сразу понял:
– Простите?
– В самом деле? – улыбнулся Кристофер.
– Он пишет, что собирается жениться на ней. – Она взглянула на записку и снова прочитала ее. – Они уже направляются на север.
– Нам надо поторопиться, иначе мы опоздаем на свадьбу, – сказал Уэр.
– Вы знали? – удивилась Мария.
– Я надеялся, – поправил он. – Меня радует, что к человеку вернулся рассудок.
Мария открыла и снова закрыла рот.
– Ну, не будем тратить время, – сказал Кристофер, беря ее под локоть и поворачивая к двери. – Нам еще надо собрать вещи. Тим покараулит мадемуазель Руссо и Жака в наше отсутствие.
– На север, – пробормотал Саймон. – Могу я поехать в вашей карете, милорд?
– Конечно.
Все еще не веря своим ушам, Мария оглянулась на Уэра.
– Это счастливое событие, миссис Сент-Джон, – сказал он. – Вы должны, как и я, улыбаться.
– Да, милорд.
Она взглянула на Кристофера, который в ответ лишь кивнул. Тогда она, пожав плечами, громко расхохоталась. Затем подхватила юбки и побежала за мужем вверх по лестнице.
Эпилог
– Через несколько часов мы отплываем, – сказал Куинн, играя кисточкой пестрой подушки. – Мои сундуки и слуга уже на борту, а Лизетта надежно заперта в каюте.
Они сидели в семейной гостиной нового дома Колина в Лондоне. Комната была большой, красиво отделанной, в мягких голубых с золотом тонах. Амелия украсила комнату, добавив яркие вещи из наследства Колина – подушки в роскошных наволочках, небольшие резные статуэтки и вазы с цыганскими украшениями, которые им на свадьбу подарил Пьетро. Это был не модный стиль, и многие нашли бы его ужасно безвкусным, но они оба любили эту комнату и проводили в ней немало времени.
«Будь самим собой», – говорила Амелия с вновь приобретенной уверенностью, безгранично возбуждавшей его. Амелия тоже проявляла смелость, которую так долго сдерживала. Боязнь, что она станет слишком похожа на отца, исчезла, а страх Колина оказаться недостойным ее уже не властвовал над его поступками.
Колин откинулся на спинку кресла и спросил Куинна:
– Французы согласились отпустить наших людей в обмен на мадемуазель Руссо и Картленда?
– И Жака. Он им тоже нужен. Но сейчас я беру с собой только Лизетту. Они могут получить тех двоих после того, как я удостоверюсь, что они выполнили свои обязательства.
– Я тебе не завидую, – сказал, поморщившись, Колин. – Не могу представить мадемуазель Руссо в роли послушной заключенной.
– Она жалка, но мне все это доставляет огромное удовольствие.
Колин рассмеялся:
– Потому что ты грубиян. Когда вернешься?
– Точно не знаю, – пожав плечами, сказал Куинн. – Возможно, когда узнаю, что остальных освободили. А может быть, я немного попутешествую.
– Ты хорошо заботишься о своих людях, Куинн. Этим твоим качеством я всегда восхищался.
– Они больше не мои люди. Я подал в отставку. – Он кивнул в ответ на поднятые брови Колина. – Это правда. Моя служба у Эддингтона некоторое время была интересной, но теперь я должен найти другие развлечения.
– Какие?
– Вроде каких-нибудь беспорядков. – Куинн усмехнулся. – Я вижу тебя в вечернем благоденствии и вспоминаю, что беззаботное существование не для меня. Мне было бы скучно до слез.
– Но не с любимой женщиной.
Куинн откинул назад свою темную голову и расхохотался таким громким искренним смехом, что Колин не мог не улыбнуться.
– Даже когда я безнадежно был влюблен в Марию, – сказал, поднимаясь, Куинн, – я, слава Богу, никогда не говорил такой чепухи.
Колин тоже встал и, смущенно краснея, сказал:
– Когда-нибудь я напомню тебе о твоих заверениях и посмотрю, как ты возьмешь свои слова обратно.
– Ха! Этот день еще не скоро наступит, друг мой. Вероятно, ни один из нас не доживет до этого времени.
