– Это ведь легко заметить по его успехам, верно?
– Только не проси, чтобы я восхищался им. Мое терпение и так уже на пределе.
Чуть подвинувшись, чтобы устроиться поудобнее, Мария всхлипнула, поскольку острая боль пронзила ее левый бок.
– Моя любовь, осторожнее, Бога ради!
В следующий момент сильные руки Саймона подхватили ее и нежно, как ребенка, удобно уложили в постель.
– Спасибо, – прошептала она.
Саймон приник к ее губам в трепетном поцелуе. Глаза Марии открылись, и ее сердце сжалось от волнения и тревоги, которые она увидела в красивых глазах Саймона.
– Мне больно видеть тебя в таком состоянии, – пробормотал он, склонившись над ней, прядь темных волос упала ему на глаза.
– Очень скоро мне станет гораздо лучше, – заверила Мария. – Надеюсь, прежде чем Уэлтон снова нанесет мне визит. Будем молить Бога, чтобы его вчерашней встречи с Сент-Джоном оказалось достаточно, чтобы он оставил меня в покое на время, пока я успею окончательно поправиться.
Саймон отошел в сторону и устроился в кресле-качалке. На низком столике перед ним на серебряном подносе лежала сегодняшняя корреспонденция. Он принялся перебирать письма, бормоча что-то себе под нос, – признак крайнего волнения Саймона.
– Тут принесли послание от Уэлтона, – сказал он наконец.
Почти засыпая, Мария сонно заморгала.
– И что в нем говорится?
– Минуточку… – После долгой паузы, во время которой был слышен лишь шелест пергамента, Саймон произнес: – Уэлтон говорит, что у него есть человек, с которым он желает тебя познакомить. Завтра вечером на бале-маскараде у Кэмпионов.
– Боже милостивый! – горестно вздохнула Мария. – Я должна, конечно, отказаться. Не могу же я пойти в таком состоянии.
– Конечно, нет.
– Пусть мой секретарь подготовит ответ. Скажи ему, что я уже обещала провести вечер с Сент-Джоном, который вряд ли будет желанным гостем на подобном мероприятии.
– Я прослежу. Отдыхай. Не волнуйся.
Кивнув, Мария закрыла глаза и мгновение спустя погрузилась в глубокий сон.
Она проснулась, почувствовав запах ужина. Повернув голову, посмотрела в окно. Было уже темно.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Саймон, до сих пор сидевший в кресле у ее постели. Положив книгу на пол, он склонился над ней, опершись руками о колени.
– Ужасно хочется пить.
Кивнув, он поднялся, зашуршав своим черным костюмом, и через секунду вернулся со стаканом воды. Поддерживая рукой голову Марии, он поднес стакан к ее губам и смотрел, как она жадно пьет. Когда она закончила, Саймон вновь сел в кресло, нервно катая между ладонями пустой стакан.
– В чем дело? – поинтересовалась Мария, заметив его волнение.
Он поджал губы, прежде чем сообщить:
– Уэлтон ответил.
Вспомнив о его требовании, Мария вздрогнула.
– Он не принял мое «нет» в качестве ответа?
Саймон мрачно покачал головой:
– Он хочет, чтобы ты отправилась на прием одна.
Огорченная и обескураженная, Мария расплакалась.
Саймон подошел и устроился на постели рядом, осторожно прижав ее к своей теплой груди. Она плакала, пока не иссякли слезы, а потом продолжала всхлипывать без слез; не в силах успокоиться.
Все это время Саймон что-то тихо шептал ей, прижимался щекой к ее щеке, плакал вместе с ней. Наконец не осталось ничего, все ее надежды и страдания испарились вместе со слезами, оставив ее опустошенной.
Но и опустошенность имела собственные преимущества.
– Я не могу сидеть сложа руки и дожидаться дня, когда Уэлтон получит свою награду, – взволнованно заявил Саймон. – Прикончив его, я получу огромное удовольствие.
– Ну да, в один прекрасный день. Ты не подберешь мне наряд, который скрывал бы мое плечо и шею?
Он обреченно выдохнул:
– Я обо всем позабочусь, не волнуйся, моя любовь.
Мария мысленно начала перебирать свой гардероб. Платья с глубоким декольте и открытыми плечами были ее обычным нарядом. Но ничего, Саймон придумает ей костюм.
Уэлтону не удастся сломить ее. Она не доставит ему этого удовольствия.
– А как тебе нравится это? – спросила Анджелика, изящно крутясь перед Сент-Джоном в серебристом, отделанном шелком платье из тафты.
– Постой, не вертись, – попросил Кристофер, изучая платье и ее фигуру и пытаясь сравнить Анджелику с леди Уинтер.
Анджелика была чуть выше ростом Марии, и ее формы не были столь пышными, но, умело подобрав одежду, можно было попытаться скрыть эти несоответствия. Это платье подходило больше всего из тех, что она успела примерить. Цвет подчеркивал оливковый тон кожи, который так нравился ему у Марии, а корсаж так поддерживал грудь Анджелики, что та казалась пышнее. Должным образом уложенные волосы и полная маска на лице давали надежду на удачу их эксперимента.
– Ты не должна ни с кем разговаривать, – предупредил Кристофер. – Кто бы к тебе ни обращался. – Голос Анджелики никогда не сошел бы за голос Марии. Ни ее смех. – И не смейся. Это маскарад. Будь таинственной.
Анджелика энергично кивнула:
– Никаких разговоров, ни смеха.
– Ты будешь хорошо вознаграждена за это, любовь моя, – сказал Сент-Джон мягко. – Твоя помощь очень ценна.
– Ты же знаешь, что я сделаю для тебя все, что угодно. Ты дал мне дом и семью. Я обязана тебе жизнью.
Небрежным движением руки Кристофер отклонил ее благодарность, скрыв собственное замешательство. Он никогда не знал, что следует отвечать, когда люди благодарят его, поэтому предпочитал, чтобы они этого вовсе не делали.
– Ты всегда мне очень помогала. И ничего мне не должна.
Анджелика улыбнулась, танцуя, приблизилась к нему, схватила его руку и поднесла к своим губам для поцелуя.
– Значит, остановимся на этом платье, верно?
Кристофер кивнул:
– Да. Ты выглядишь просто потрясающе.
Ее улыбка стала еще шире, и она отправилась переодеваться.
– Я бы не отважился на подобный обман, – заметил Филипп, сидевший у камина.
– Но и вступать сейчас в конфронтацию с Седжуиком было бы не слишком умно, – объяснил Кристофер, прикуривая сигару от ближайшей свечи. – Пока я не узнаю, каким будет мой следующий ход, лучше оставить ему иллюзию всемогущества. Он будет чувствовать себя непринужденно, возможно, даже удовлетворенным, оставив мне свободу действий для решения собственных проблем.
– Я видел леди Уинтер только в обычной обстановке, но, судя по россказням и небылицам, она должна быть уникальной личностью. А имитировать несравненное чрезвычайно трудно.
