— Мы будем счастливы, — шепнул он и повернул ее на живот. Взявшись за ее ягодицы, он нагнулся над ней и начал ласкать, обдавая ее волосы своим дыханием. Нежным движением он раскрыл складки у нее между ног и добрался до центра ее удовольствия. — Ты увлажнилась для меня, милая. Это и есть истина. Ты хочешь меня так же, как я тебя, — прошептал он ей в волосы. — Вопрос в том, где ты меня хочешь, — здесь? — Он прижался к ней, дразня ее пальцами. — Или здесь? — Он повернул ее на бок и принялся тереться об нее.
— Я всего лишь человек, Натан, — сказала она, закрывая глаза от удовольствия. — Меня можно соблазнить — так же как и тебя, но ты нарочно не хочешь меня понимать.
— Я знаю только, что твое тело хочет меня, — прохрипел он и снял брюки, выпустив на волю возбужденный член, которым принялся тереться об ее бугорок. — Нам с тобой всегда было хорошо вместе, Эви, — сказал он срывающимся голосом. — Думаю, тебе не хватало этого так же, как и мне. Скажи, ведь это правда? — спросил он и глубоко вошел в нее.
Ничего не скажешь, он настроен решительно.
— Нет, нет… — Она оттолкнула Натана.
— Не делай этого, Эви. Пожалуйста, не делай, — процедил он сквозь зубы.
Но было поздно. Эвелин, которая всего мгновение назад готова была сдаться, теперь отчаянно вырывалась из его рук. Натан сначала пытался удержать жену, явно задетый ее внезапным сопротивлением. Он тяжело дышал, обуздывая свое желание. Эвелин опять толкнула его, и он, наконец, отпустил ее, повернулся на спину и разочарованно вздохнул.
Его жезл желания вздымался кверху, грудь ходила ходуном. Эвелин чувствовала необходимость объясниться, как-то сгладить ситуацию.
— Есть слишком много таких вещей, которые уже нельзя исправить, и мы не должны… не можем…
— Ну что ж, — буркнул он и резко сел.
Чтобы не смотреть на него, Эвелин начала поправлять на себе одежду, потом поднесла руку к волосам. Одна густая прядь выбилась из прически и повисла над плечом.
Натан несколько секунд наблюдал за ней, потом натянуто произнес:
— Ради Бога, скажи мне, что, по-твоему, нельзя исправить? Скажи, и я все исправлю.
— Это трудно объяснить, — отозвалась она. Надежды, разочарования и страх — страх, который не отпускал ее ни на минуту: она все время боялась, что ей опять придется пережить ту почти невыносимую боль, от которой она с таким трудом избавилась… — Я не могу вернуться к прошлому, Натан. Не знаю, как тебе объяснить. Скажу только, что я стала другим человеком. Я больше не желаю быть женой ради поддержания статуса и привилегий.
— Что?! — удивленно воскликнул он, вскочил на ноги, застегнул брюки и обернулся к Эвелин, упершись руками в бока. — Что ты хочешь этим сказать?
— Только не надо делать вид, что мы с тобой поженились по какой-то другой причине, — проговорила она, нагнувшись, чтобы разгладить юбки.
— Ты не права, — отрезал Натан. — Все на самом деле было не так, и ты это знаешь, Эви. — Он вдруг схватил ее за подбородок, заставив посмотреть ему в глаза. — Ты это знаешь!
Она спокойно отвела его руку от своего лица.
— Наши отношения пошли прахом после смерти Робби.
— О Господи, чего же ты хочешь? — закричал Натан.
— Я хочу любви, Натан! Я хочу знать, что ничто не сможет нас разлучить и, что мы всегда будем вместе!
Натан выпучил глаза:
— И это все, что тебе нужно?
До сих пор ей никак не удавалось облечь в слова свои потаенные желания, но сейчас у нее получилось. Она сказала это совершенно искренне. Он нужен ей, но только при таком условии. На меньшее она не согласна.
— Я люблю тебя, Эвелин! — прорычал Натан, теперь его глаза сверкали гневом. — Люблю, люблю! Сколько раз я должен это повторить? Я всегда любил тебя!
— Не надо, Натан. — Она покачала головой. — Нельзя забыть прошлое…
Он взял ее лицо в ладони и повернул к себе.
— Послушай меня, Эви. Я любил тебя тогда и люблю сейчас. Может быть, моя любовь не всегда была такой, как тебе хотелось, но, Бог свидетель, я любил тебя как умел.
Прости, если я не говорил тебе, что моя любовь будет вечной, но у меня никогда не было в этом ни малейших сомнений.
— Ты нуждался в своих друзьях и развлечениях больше, чем во мне…
— Я делал много такого, о чем теперь сожалею. — Он внимательно посмотрел ей в глаза. — Я тоже изменился, Эви.
Она почувствовала, как с сердца ее упали невидимые оковы. Ей хотелось избежать его взгляда, но Натан поднял ее лицо, заставив взглянуть на него.
В его глазах застыла боль, которую она знала лучше, чем он думал. Боль человека, брошенного на произвол судьбы.
— Поверь, Эви, я буду любить тебя всегда. Всегда. До тех пор, пока мы дышим.
Она замерла.
Он погладил ее по щеке, заглянул в глаза, нагнулся и нежно поцеловал.
— Всегда, — прошептал он и снова ее поцеловал. — Всегда.
Обмякнув всем телом, она прижалась к мужу и обвила руками его шею. Кто-то стучал в дверь, но это казалось таким неважным. Однако стук не прекращался.
Натан поднял голову, не отрывая взгляда от жены.
— Уходите! — рявкнул он.
— Прошу прощения, милорд, но дело не терпит отлагательства! — крикнул Бентон из-за двери.
— Уходи!
— Милорд, это срочно! — настаивал дворецкий.
— Проклятие! — пробормотал Натан и тряхнул головой. Он убрал руки с лица Эвелин и обернулся к двери, почти скрытой за декоративными деревьями.
— Если ты напрасно меня потревожил, завтра же будешь подковывать лошадей в кузнице! — крикнул он. — Входи!
Дверь слегка приоткрылась, и Бентон скользнул в комнату. Эвелин заметила, что он тактично не поднимает глаз от ковра.
— Приехали гости, милорд.
— Это и есть твое срочное дело? Принеси мне ружье, Бентон, я сейчас тебя застрелю! Кто приехал — Уилкс? Доннелли? Скажи им, пусть спят в конюшне!
— Прошу прощения. Это не лорд Доннелли и не сэр Уилкс. Это маркиз и маркиза Садли, а также барон и баронесса Уэйнрайт. Кажется, произошло какое-то недоразумение. Они говорят, что приглашены к нам сегодня на ужин.
Эвелин ахнула и взглянула на мужа. До обоих, наконец, дошло: приехали их родители! Вместе!
— О Господи! — Натан вздохнул и махнул Бентону: — Проводи их куда-нибудь и покорми. Но, во имя всех святых, пожалуйста, оставь нас на минуту!
— Слушаюсь, сэр, — отозвался дворецкий и быстро вышел, прикрыв за собой дверь.
Натан посмотрел на Эвелин, подозрительно сощурившись.
— Наверное, это знак свыше, — проворчал он, — иначе, почему наши родители приехали к нам именно сегодня вечером?
