— Простите?
— Вы заслуживаете самого лучшего. Я постараюсь дать его вам.
— Артур, — она улыбнулась, — вы, наверное, выпили этого виски гораздо больше, чем мне известно. И теперь болтаете чепуху.
— Вот как? — удивился он, протягивая к ней руки. — А почему бы вам не иметь самого лучшего, Керри? Мне это вполне по карману.
— Ну да, все это расчудесно. А вот что я стану делать с такими прекрасными платьями в Шотландии?
— В Шотландии? — повторил он, приходя в смятение от запаха лаванды, исходившего от ее кожи. Наклонив голову, он провел носом по ее обнаженной шее.
— Ага, в Шотландии. Где я живу. Или вы уже забыли, как красиво ее только что описали?
Артур поднял голову.
— Вы не можете вернуться в Шотландию, разве вы забыли? — Керри отпрянула, но Артур поймал ее прежде, чем она успела от него отойти.
— Там вас ждет Монкрифф.
— Нет, не теперь, конечно, это я понимаю, — задумчиво проговорила она, и ее светящиеся голубые глаза заметались по его груди. — Но, в конце концов, я обязательно туда вернусь.
— Зачем?
— Зачем? — изумленно вскрикнула она. — Я шотландка, Артур, или вы никогда не замечали моего акцента? Я не могу жить в Англии всю жизнь! С какой стати?
Разговор начал его раздражать. Единственное, чего ему хотелось, — это ласкать ее, а не обсуждать будущее, к тому же весьма туманное.
— Это подождет, — примиряющим голосом пробормотал он. — Сегодня ночью мы ничего не сможем решить. Неужели вы позволите этой луне светить впустую? — Она посмотрела на окно, сквозь которое лунный свет падал на подушку. — Я бы мог схватить ее и унести в кармане, если бы захотел, — похвастался он, снова наклоняясь, чтобы втянуть в себя запах ее кожи. — И я вынимал бы ее каждый раз, когда мне захотелось бы вспомнить, как красивы вы были сегодня ночью.
Тогда Керри вздохнула, поцеловала его в щеку, и Артур почувствовал, как все тело его стиснула страсть.
Они ласкали друг друга на скамье с подушками, и голубое шелковое платье было небрежно скомкано вокруг ее талии. Они двигались томно в лад друг с другом, не желая торопить ни время, ни лунный свет. Когда Керри, наконец, закрыла глаза и застонала, Артур почувствовал, как тело ее сомкнулось вокруг него… почувствовал, что его любовь к ней оставила глубокий след в его сердце, отметила его всем, что было ею, Керри.
Спустя долгое время, когда прохладный ночной воздух одолел тепло, которым они одарили друг друга, они прокрались в дом, посмеиваясь точно малые дети, быстро прошли по длинному коридору, каждый нес обувь в одной руке, свободной рукой держась за руку другого. Поднявшись по великолепной лестнице, Артур поцеловал Керри поцелуем глубоким и долгим, не желая расставаться с ней ни теперь и никогда. Но Керри, в конце концов, заставила его очнуться, шаловливо укусив за губу.
— Ох! — вскрикнул он, а Керри уже шла по коридору к своей комнате. Когда дверь тихо закрылась за ней, он медленно повернулся и неохотно направился в противоположную сторону.
В ту ночь ему снилось, как они ласкают друг друга, как она склоняется над ним на скамейке беседки, как ее глаза влажного голубого цвета блестят от наслаждения. А потом появился Филипп, он описывал вокруг беседки круги. Луна посылала столб жуткого света через дыру в его груди, когда он проходил мимо западного фасада. Сжав руки за спиной, Филипп снова и снова качал белокурой головой.
— Артур, мальчик мой, — печально прошептал он, — что ты делаешь?
Артур вырвался из этого дурного сна, его ночная рубашка прилипла к вспотевшей спине. Он сел, уставился на окно с мелкими стеклами.
— Когда же, Филипп? — застонал он, схватившись за голову. — Когда же ты, наконец, упокоишься с миром?
Глава 19
На следующий день вскоре после полудня Лилиана — она решительно настояла на том, чтобы Керри называла ее по имени, — потащила гостью в оранжерею показать ей, где она занимается рисованием. Хозяйка с гордостью демонстрировала гостье свои рисунки, и постепенно Керри начала представлять себе, какое прошлое было у Артура — идиллические картины роскошных пикников, охоты и игр в Майский день. Там были портреты предков Олбрайтов в официальных облачениях, в лентах, коронах и тяжелых перстнях.
Один портрет особенно привлек внимание Керри. Она изумленно смотрела на рисунок, изображающий четверых мужчин. Она узнала Артура и Эдриена; Артур стоял, упираясь одной ногой в большой камень, Эдриен держал в руке шляпу. Она почему-то сразу решила, что высокий черноволосый человек, стоящий позади них, — Джулиан Дейн, а красивый блондин, опустившийся на одно колено, небрежно опираясь рукой о землю, — это, конечно, Филипп.
— Повесы с Риджент-стрит, — гордо проговорила Лилиана.
— Кто? — переспросила Керри. Лилиана прищурилась.
— Кто? — повторила Керри, а когда призналась, что никогда не слышала этого прозвища, Лилиана усадила ее на плетеный стул с подушками, стоявший рядом с высокими окнами, выходившими на север, и принялась рассказывать о четырех молодых людях, которые познакомились еще мальчишками и с тех пор не расставались. Керри не удивилась, поскольку Артур уже рассказывал ей об этом. Но что ее воистину удивило — это рассказ о том, как именно они получили прозвище «повесы», и, как «Тайме» их называл, «бесславно известные повесы с Риджент-стрит».
Очарованная повествованием, Керри сидела на краешке стула и впитывала каждое слово, слетающее с губ Лилианы. Она вспыхнула, когда хозяйка шепотом поведала ей о происхождении этого прозвища — поведала все, включая имена, а в некоторых случаях и точные даты. Она затаила дыхание, когда Лилиана с видом заговорщицы ярко обрисовала ей несколько скандалов, которые произошли в Лондоне по вине этой четверки и завершились непристойными сборищами.
Но она сжалась и побледнела, когда Лилиана рассказала ей о смерти Филиппа. Артур, естественно, упоминал Филиппа, так же как и всех остальных. Но она заметила, что, когда он говорил о Филиппе, что-то в нем менялось, и видела, как глубоко опечален он смертью друга. Теперь она все поняла, теперь она и сама испытывала эту печаль.
Закончив свой рассказ, Лилиана взглянула на рисунок.
— Я хочу сделать сюрприз Эдриену, но, признаюсь, никак не решу, когда именно подарить ему рисунок. Он все еще считает себя виноватым в смерти Филиппа и ужасно по нему скучает. Я очень надеюсь, что когда-нибудь он смирится с тем, что наделал Филипп.
Неудивительно, что Артур отправился в Шотландию — в неожиданном озарении Керри вдруг поняла, что поездка в Шотландию имела непосредственное отношение к жизни Филиппа.
И, сидя в оранжерее Лонгбриджа, она не могла не задаться вопросом — нашел ли Артур то, что искал.
Артур одевался к ужину в другой костюм Эдриена, пребывая в превосходном настроении. Вежливо отказавшись от услуг камердинера (ему показалось, что это уж чересчур — забрать у друга и костюм, и камердинера), он напевал, повязывая на шею платок. Приезд в Лонгбридж оказался делом очень легким, гораздо более легким, чем он предполагал. Он улыбнулся своему отражению в зеркале, висевшем над тазом, вспомнив их недавнее появление здесь. Ему следовало бы знать, что его старый друг примет и Керри без всяких объяснений.
