«Анна», – подумал он. – «Не об Анне ли тебе следует думать?»
Усталый разум, однако, пытался уйти подальше от темы Анны.
Анны – единственной женщины, которую он в гневе ударил, и которая сейчас была
мертва.
Брайан неожиданно представил себе, что мог бы ездить по
стране с лекциями, рассуждая о проблемах разведенных мужчин. Да и о проблемах
разведенных женщин – почему бы нет? Тогда он скорее всего избрал бы себе тему:
развод и искусство забвения.
«Четвертая годовщина – самое оптимальное время для развода»,
– скажет он им. – «Возьмем, к примеру, мой случай. Я провел целый год в
чистилище, раздумывая, насколько был виноват сам и насколько она. Правильно ли
было вечно заводить ее на тему детишек. Это, пожалуй, было главным разногласием
между нами – не какие-то там наркотики или семейные измены. Только дети. И вот
словно лифт рухнул. Либо карьера, либо дети. Ну и помчались вниз вместе с ней.»
Да. Все ринулось вниз… И в последние несколько месяцев он
по-настоящему совсем не думал об Анне, даже когда выписывал ей очередной чек на
алименты. Чек был неплохой, вполне цивилизованный с точки зрения суммы. Да и
сама Анна зарабатывала восемьдесят тысяч в год, правда, без учета налогов,
возмещение которых через своего юриста он взял на себя. Это тоже была
финансовая бумажка, ежемесячно приходившая к нему в конверте вместе со счетами
за электричество и за заклад дома.
Брайан посмотрел на лихого парнишку в ермолке,
пробиравшегося вдоль прохода со скрипичным чехлом под мышкой. Выглядел он
несколько нервозным и возбужденным, в глазах читались мысли о захватывающем
будущем. Брайан позавидовал ему.
Сколько было горечи и ссор в отношениях между ними в последний
год супружеской жизни. И вот примерно за четыре месяца до конца это произошло:
его рука сработала прежде, чем разум сказал «нет». Неприятное воспоминание. На
вечеринке Анна крепко перебрала. Когда вернулись домой, она буквально
набросилась на него:
– Ты мне все мозги проел с этим, Брайан. Оставь меня в покое
с вопросом о детях. Хочешь проверить сперму, иди к доктору. Я работаю в
рекламном бизнесе, а не роженицей. Надоели твои разговоры, супермен говенный…
В этот момент он и дал ей пощечину. Ударил сильно, попал по
губам, грубо оборвав ее слова. Они стояли лицом к лицу в комнате, где ей
суждено было умереть позже. Оба были шокированы и испуганы случившимся гораздо
больше, чем сами готовы были это признать (разве что теперь, в кресле 5А рейса
№ 29, наблюдая за пассажирами, он наконец себе в этом признался). Она потрогала
рот, на котором появилась кровь и протянула к нему запачканные пальцы.
– Ты ударил меня.
В голосе не гнев, а удивление. Подумалось, что, возможно,
впервые кто-то в порыве гнева поднял руку на Анну, ударил Анну Куинлэн.
– Да, – произнес он. – Точно. И снова так сделаю, если не
заткнешься. Больше, голубушка, ты меня своим языком хлестать не будешь. Лучше
навесь на него замок. Для твоей же пользы говорю. Все, кончились твои деньки. А
если хочешь кого-то пинать, купи себе собаку.
Их супружество, кое-как волочившееся последние несколько
месяцев, по-настоящему кончилось именно в тот момент. Но его спровоцировали –
видит Бог – спровоцировали.
Когда уже последние пассажиры занимали места, он обнаружил,
что самым сосредоточенным образом думает о духах Анны. Он вспомнил их аромат, а
вот название забыл. Как же они назывались? «Лиссом»? «Литсом»? «Литиум»? О
Господи! Прямо вертится в голове. Потрясающий запах.
«Мне ее не хватает», – тупо признал он. – «Вот теперь, когда
она ушла навсегда, я по ней соскучился. Не удивительно ли?»
«Лаунбой»? Косильщик газонов? Что-то глупое вроде этого?
«Хватит», – подсказал ему уставший разум. – «Оставь эти мысли».
«О'кей», – согласился разум. – «Не проблема. Могу
заткнуться, когда пожелаю. Может, „Лайфбой“, что-то вроде спасательного круга?
Нет, это мыло. Извиняюсь, „Лавбайт“. Укус любви? „Лавлорн“? Неразделенная
любовь?»
Брайан застегнул ремень безопасности, откинулся в кресле,
закрыл глаза и ощутил аромат духов, название которых забыл.
В этот момент стюардесса обратилась к нему. У Брайана Энгла
была теория, что их обучали на каких-то специальных секретных курсах (возможно,
под кодовым названием «Как дразнить гусей») поджидать, когда пассажир закроет
глаза, чтобы предложить что-нибудь пустяковое. И разумеется, уметь подождать,
когда пассажир как следует уснет, чтобы разбудить его и спросить – не нужны ли
ему одеяло или подушка.
– Прошу прощения, – начала она и запнулась. Брайан проследил
за ее взглядом от его погон на плечах к фирменной шляпе. Подумала и начала
снова: – Прошу прощения, капитан, не желаете ли кофе или апельсинового сока? –
Брайан с некоторым удивлением заметил, что смутил ее. Она сделала жест в
сторону столика, стоявшего под киноэкраном. На нем стояли два ведерка для льда,
из которых торчали зеленые горлышки бутылок. – Конечно, и шампанское есть.
Энгл подумал: «Лайф бой» – похоже, во всяком случае, это не
название сигар".
– Ничего не надо, спасибо, – ответил он. – И никакого
сервиса во время полета, пожалуйста. Я, пожалуй, буду спать весь путь до
Бостона. Как дела с погодой?
– Облака на высоте 20 000 футов от Великих Равнин до самого
Бостона. Но никаких проблем. Будем там в шесть тридцать. О! Нам еще сообщили,
что над пустыней Мохаве – северное сияние. Может быть, пожелаете бодрствовать,
чтобы увидеть такое зрелище?
Брайан поднял брови.
– Вы шутите. «Аврора бореалис» над Калифорнией? Да еще в это
время года?
– Так нам сообщили.
– Видно, кто-то крепко набрался, – заметил Брайан, и она
рассмеялась. – Спасибо. Я все же посплю.
– Очень хорошо, капитан. – Она немного поколебалась. –
Извините, вы тот самый капитан, у которого скончалась супруга?
Головная боль снова запульсировала, но он заставил себя
улыбнуться. Эта женщина – скорее девочка – ничего дурного не имела в виду.
– Моя бывшая жена. Да, умерла. Я – тот самый капитан.
– Приношу вам свои соболезнования.
– Благодарю вас.
– А мне с вами не доводилось летать?
Он снова мимолетно улыбнулся.
– Не думаю. Последние года четыре в основном летал за
границу. – И потому, что теперь это показалось необходимым, он протянул ей
руку. – Брайан Энгл.
Она пожала его руку.
– Мелани Тревор.
Энгл еще раз улыбнулся ей, затем вновь откинулся на спинку
кресла и закрыл глаза. Позволил себе уплыть в сумеречное состояние, не в сон.
Объявления перед полетом, за которыми должны следовать звуки взлета, могли бы
его пробудить. Времени в полете было достаточно, чтобы отоспаться.
