– Мне нужно пойти в носовую часть, – сказал он. –
Оставайтесь с девочкой.
– Хорошо, – согласился мужчина. – Но все-таки – что
происходит?
К ним присоединился еще один мужчина лет тридцати пяти в
отутюженных голубых джинсах и оксфордской рубашке. В отличие от остальных, он
выглядел абсолютно спокойным. Он извлек из кармана очки в роговой оправе и
надел их.
– Похоже, что у нас некоторых пассажиров не хватает, не так
ли? – сказал он. Его английское произношение было безукоризненным. – А что с
экипажем? Кто-нибудь знает?
– Я это как раз и хотел выяснить, – ответил Брайан и пошел
по проходу. Покидая салон, он оглянулся и бегло пересчитал людей. Еще два
пассажира присоединились к группе, стоявшей вокруг девочки в темных очках. Одна
– молодая девушка, которая спала, приоткрыв рот. Она еще слегка покачивалась,
словно с похмелья или от наркотика. Другим был пожилой джентльмен в спортивном
плаще. Всего восемь человек. К ним он добавил себя и мужчину, летевшего в
деловом классе, который беспробудно спал.
Десять человек.
Господи, да где же все остальные?
Впрочем, не было времени для бесплодных вопросов – возникли
куда более серьезные проблемы. Брайан торопливо пошел дальше, едва взглянув на
лысого мужчину, продолжавшего храпеть под лампочкой.
Пустой оказалась и служебная часть между киноэкраном и двумя
салонами первого класса. Пустым оказался камбуз. Но здесь Брайан увидел нечто,
что его еще больше встревожило. Передвижной столик с напитками стоял возле
туалета. В его нижней части виднелись использованные стаканчики.
«Они как раз собирались развозить напитки», – подумал он. –
«Когда это произошло, что бы оно ни было, они как раз вытащили столик. Эти
использованные стаканчики собираются перед тем, как предлагаются напитки.
Значит, что бы это ни было, это произошло в пределах получаса после взлета,
может быть, чуть больше. Не было ли сообщения о турбулентности над пустыней?
Думаю, что нет. А эта зловещая глупость по поводу северного сияния?»
Какой-то миг Брайан пребывал в уверенности, что последнее
было частью его сна. Уж очень странно. Но тут же вспомнил, что стюардесса
Мелани Тревор на самом деле сказала ему об этом.
«Ладно, Бог с ним. Главное – что же произошло? Что, о
Господи?»
Ответ был неведом. Зато зрелище брошенной тележки для
напитков заполнило его ощущением ужаса, сверхъестественного кошмара. Подумал,
что так почувствовали себя те, кто первыми поднялись на «Марию Селесту» –
полностью покинутый корабль, где все паруса были в полном порядке, канаты
аккуратно свернуты в кольца, где стол капитана был накрыт для обеда, а трубка
неизвестного моряка еще дымилась на фордеке…
Огромным усилием воли Брайан отбросил эти парализующие волю
мысли и решительно подошел к кабине пилота. Постучался. Как он и опасался,
ответа не последовало. Понимая всю бесполезность этого, он все-таки застучал по
двери кулаком.
Ответа не было.
Попробовал ручку. Она не поддавалась. Здесь была еще
система, которая устанавливалась на рейсах в Гавану, Ливан и Тегеран. Только
пилоты могли открыть дверь. Брайан мог бы вести этот самолет… но только не
отсюда же!
– Эй! – закричал он. – Эй, ребята! Откройте дверь!
Но все уже было ясно. Команда исчезла тоже. Можно было
биться об заклад, что «Боинг-767» летел без пилотов.
Видимо, рейс № 29 продолжался на автопилоте.
2
Темнота и горы. – Клад. – Нос Джерси. – Лай несуществующих
собак. – Паниковать воспрещается. – Изменение курса.
Брайан попросил пожилого мужчину в красной рубашке
присмотреть за девочкой, однако едва та услышала голос женщины со стороны
правых рядов, как сразу же обернулась в ее сторону, а затем сосредоточено и
целеустремленно направилась к ней, ощупывая предметы, пока не дотянулась до ее
руки. После обучения у мисс Ли Дайна безошибочно распознавала голоса
учительниц, когда слышала их. Темноволосая женщина достаточно охотно взяла за
руку слепую девочку.
– Ты говоришь, тебя Дайна зовут, миленькая?
– Да, – ответила Дайна. – После операции в Бостоне я снова
стану видеть. Ну, может быть. Доктора говорят, что вероятность семьдесят
процентов, что я буду немного видеть. Или сорок процентов, что совсем буду
видеть. А вас как зовут?
– Лорел Стивенсон. – Глаза женщины все еще продолжали
осматривать салон, лицо не оставляло выражение растерянного недоумения.
– Лорел, а это цветочек, да? – спросила Дайна с несколько
нарочитым лихорадочным Оживлением.
– Ага, – машинально ответила Лорел.
– Извините, пожалуйста, – сказал человек в роговых очках с
британским акцентом. – Я тогда пойду вперед, присоединюсь к нашему другу.
– Я с вами, – отозвался пожилой мужчина в красной рубашке.
– Я желаю знать, что здесь, собственно, происходит?! –
воскликнул человек в джерси без воротничка. Лицо его было мертвенно бледным, а
на щеках выступили пятна румянца. – Я должен немедленно знать, в чем дело!
– Я тоже ничуть не удивлен происходящим, – бросил англичанин
и зашагал по проходу к носу авиалайнера. За ним последовал мужчина в красном.
Девушка с обалделым видом тоже было неверной походкой поплелась за ними, но
остановилась перед входом в другую секцию, словно не соображая, куда ее
занесло.
Пожилой джентльмен в поношенном спортивном плаще подошел к
иллюминатору левого борта и посмотрел наружу.
– Что там видно? – спросила Лорел Стивенсон.
– Темнота и горы, – ответил он.
– Роки? – спросил Альберт. – Скалистые Горы?
Мужчина кивнул:
– Похоже, что они, молодой человек.
Альберт решил и сам пойти вперед. Ему было семнадцать, яркий
блондин. Вопрос – кто ведет самолет? – тоже пришел ему на ум.
Тут же решил, что это, в общем-то, неважно… по крайней мере,
в данный момент. Они летели нормально, так что, видимо, там был кто-то. И даже
если кто-то превратился во что-то – в автопилот, например, он с этим так или
иначе ничего поделать не может. Как Альберт Косснер, он был талантливый скрипач
(пусть не вундеркинд), направлявшийся в музыкальный колледж в Беркли. Как Туз
Косснер он был (по крайней мере, в своих любимых снах) самый скорый Еврей к
западу от Миссисипи, потрясающий стрелок, который по субботам ловил кайф; когда
спал, сапоги держал на постели, всегда был начеку, чтобы не упустить свой
главный шанс, а другим глазом высматривал приличную забегаловку на пыльном
пути, где дают кошерную жратву. Туз, по его мнению, был убежищем от любящих
родителей, не позволявших ему играть в бейсбольной команде юниоров, а то, не
дай Бог, повредит свои талантливые пальцы, и убежденных, что любой его кашель
означает начало пневмонии.
