— Насладишься, если выиграешь? А я в этом вовсе не уверена.
Аннабел сунула ключ в замочную скважину, а Джаррет, приблизившись к ней сзади, прошептал ей в ухо:
— А вот у меня уверенность имеется. Причем полнейшая!..
Аннабел слишком долго возилась с замком — руки ее дрожали, — и он, взяв у нее ключ, тут же отпер дверь. Вернув ей ключ, Джаррет отступил в сторону и добавил:
— Да-да, полнейшая уверенность.
— Я однажды обыграла тебя и могу снова обыграть, — пробурчала Аннабел.
Он негромко рассмеялся.
— А знаешь, как меня называют в игорных домах Лондона?
— Наглецом?
Джаррет хмыкнул и ответил:
— Нет, Королем пикета. Я практически не проигрываю.
Аннабел отворила дверь. Переступив порог, она заявила:
— В таком случае мы не в равном положении. Предложить именно пикет — это с твоей стороны не по-джентльменски.
— Что, ж, согласен, — ответил он, закрывая за собой дверь. — Но я в данном случае вовсе не пытаюсь быть джентльменом.
Взяв кремний, Джаррет зажег свечу и вставил ее в подсвечник. Когда же Аннабел сняла свой шерстяной плащ, он едва сдержал возглас восхищения. На ней было все то же вечернее платье, которое так поразило его на вечере в ратуше.
— А может, нам следует уравнять наши шансы и выбрать какую-нибудь другую игру? — спросила Аннабел неожиданно. — Если тебя не устраивает вист в две руки, то можно сыграть в ирландский вист, как предлагал твой друг Мастерс. Вряд ли эта игра сильно отличается от обычного виста. Только объясни мне, пожалуйста, правила. Не сомневаюсь, что я быстро освою ирландский вист.
Джаррет язвительно, рассмеялся:
— О, с удовольствием объясню! — Он вдруг схватил Аннабел за бедра и привлек к себе, так что она тотчас ощутила его стремительно нарастающее возбуждение. — Вот что такое ирландский вист, моя дорогая. — Он сделал несколько резких движений бедрами, — Так валет берет туза, понимаешь?
Он рассчитывал смутить Аннабел, но ему это не удалось. Пожав плечами, она пробормотала:
— Что-то не понимаю… Конечно, с «валетом» все более или менее ясно, а вот…
— Пиковый туз, — это проститутка на жаргоне, — объяснил Джаррет. — Имеется в виду треугольник темных волос у женщины между ног. Таким образом, получается, что валет берет туза.
Аннабел оттолкнула его и с отвращением в голосе прошептала:
— А почему «ирландский» вист?
Джаррет пожал плечами:
— Понятия не имею. Возможно, потому, что мы, англичане, обвиняем ирландцев во всех грехах. «Ирландские корни», к примеру, означают мужские половые органы, а «ирландская зубная боль» — мужское возбуждение.
Джентльмен никогда не стал бы рассказывать подобные вещи даме благородного воспитания, но сегодня Джаррет не чувствовал себя джентльменом. Он думал, что Аннабел ударит его за грубость… и даже отчасти надеялся на это.
Но она с усмешкой проговорила:
— Боже, какие же вы, мужчины, дети… Это вы так развлекаетесь, когда рядом нет женщин? Придумываете столь пикантные термины? Пиковый туз — надо же!..
Джаррет тоже усмехнулся:
— Совершенно верно! Развлекаемся, придумывая термины. А также изобретаем способы, как добраться до этого самого туза.
Тут на щеках ее наконец-то вспыхнул румянец, и она, резко отвернувшись, направилась к камину.
— Нужно развести огонь. У меня не было времени переодеться, а здесь довольно прохладно.
— Что ж, разведем, — пробормотал Джаррет, когда она наклонилась к каминной решетке. — Тут и впрямь прохладно. А ведь тебе придется снять даже и это платье, не могу этого дождаться. Весь вечер представлял, как это будет происходить.
Аннабел замерла на несколько мгновений. Потом, взглянув на него через плечо, спросила:
— Не слишком ли ты уверен в себе?
— Я всегда в себе уверен.
Тут она вдруг выпрямилась и, посмотрев ему в глаза, тихо проговорила:
— Наверное, ты теперь считаешь меня шлюхой.
Джаррет смутился.
— Почему ты так решила?
— Ну, потому что я… В общем, из-за Руперта.
— Одна ночь страсти с «настоящей любовью» — за это женщину едва ли можно назвать шлюхой.
— Тогда почему же твое отношение ко мне так резко изменилось? Почему ты ведешь себя так грубо и позволяешь себе говорить мне… столь шокирующие вещи?
Потому что он хотел, чтобы она почувствовала то же, что почувствовал он, узнав о ее лжи. Ведь оказалось, что эта прелестница всего лишь играла с ним, чтобы получить желаемое.
— Шокирующие вещи? — переспросил Джаррет. — Но ты ведь сама заговорила об ирландском висте, не так ли?
— Дело вовсе не в этом. — Она покачала головой. — Просто ты сейчас такой холодный, такой злой…
Боль, прозвучавшая в ее голосе, еще больше смутила Джаррета. Но он по-прежнему не мог обуздать свой гнев.
— А ты разве не понимаешь, почему я стал такой? Ведь ты лгала мне…
— Если бы не лгала, ты бы сюда не приехал. Я сделала то, что должна была сделать.
— И сейчас делаешь тоже, — констатировал он ледяным голосом.
Она с вызовом вскинула подбородок:
— Да, делаю то, что должна.
— А я-то думал, что ты…
— Невинная и целомудренная девственница?
— Нет, я не об этом. Я думал, ты честная.
Глаза ее гневно сверкнули.
— Я честная, черт побери! Ты понял?!
— Торговать своим телом ради спасения пивоварни брата — это называется быть честной?
— Ты первый предложил такую ставку. Неужели забыл?
— Но ты ее приняла. А сегодня сама предложила то же самое. — Он медленно приблизился к ней. — И это наводит меня на мысль о том, что все наши поцелуи и ласки… Ты пыталась таким образом заманить меня в сети, не так ли?
Она отшатнулась от него с выражением ужаса на лице.
— Значит, ты считаешь, что я… Ты и впрямь думаешь, что я… Ты не в своем уме! Неужели трудно было понять, что я действительно тебя желала? Женщина не может сымитировать такое…
Джаррет почувствовал некоторое удовлетворение, однако все-таки проворчал:
— Как раз это женщины прекрасно умеют имитировать.
Аннабел на секунду замерла. Потом в растерянности пробормотала:
— Но… каким образом?
Джаррет невольно усмехнулся. Похоже, эта женщина была замечательной актрисой. Или же… Или же ничего не смыслила в будуарных делах, хотя и имела близость со своим героическим Рупертом. Но если так…
