– Разумеется, имеют, так же как и мужские.
– А у Шекспира они тоже встречаются? – сухо спросила она. Правда, мужчины иногда могут быть такими детьми!
Он усмехнулся:
– Вообще-то да. Одно название вам, пожалуй, понравится – «перчатка Венеры». Нетрудно догадаться, что имеется в виду. Особенно теперь, когда вы кое-что знаете.
Вот о чем она будет больше всего скучать, вспоминая Гриффа. Он никогда не находил ее возмутительной или шокирующей. Ну, почти никогда. И даже тогда его это, казалось, скорее развлекало, чем пугало. Она стала водить пальцем по его груди, охваченная грустью от мысли о скорой разлуке.
Он взял ее за руку и поцеловал в ладонь.
– Я могу угадать, что мы с вами будем делать по ночам, – кроме занятий любовью, конечно. Вам придется заново перечитать Шекспира, расшифровывая все безнравственные части, не так ли, любовь моя?
– Вовсе нет! – запротестовала она и вдруг замерла. «Любовь моя». Он никогда раньше не называл ее так. Она прижалась к нему, охваченная смятением. Может быть, она поспешила, приняв решение уехать в Лондон? Может быть...
Она знала, что начнет колебаться, если позволит ему соблазнить ее. Знала, что он вывернет наизнанку ее сердце. Чувствуя себя потерянной, она соскользнула с него.
– Куда вы? – воскликнул он.
– Я, пожалуй, оденусь. Уже поздно. – Слишком поздно.
– Я надеялся побыть здесь еще немного.
– Нет, Грифф. Нас может кто-нибудь увидеть. – Ей нужно окончательно принять решение. Если уезжать, то как можно скорее, иначе он догонит ее на дороге.
И еще ей нужно поговорить с Хеленой. Сестра непременно ей поможет.
– Ну хорошо. Давайте перейдем в вашу комнату.
Она едва не застонала.
– Нет. Мы можем уснуть, и утром нас обнаружит горничная.
– Какое это имеет значение? Мы все равно поженимся.
– Да, конечно, но мне бы не хотелось, чтобы нас застали врасплох. – Она надела платье.
– Что ж, подожду до свадьбы. – Он сел и вытянул ноги, совершенно не стесняясь своей наготы.
– Вы не собираетесь одеваться? – спросила она.
– Куда спешить? Чтобы одеться, мне достаточно и минуты. Я лучше посмотрю, как вы одеваетесь. – Он одарил ее похотливой улыбкой.
Розалинда прошла туда, где валялась его одежда, и стала бросать ему ее.
– Но вы не можете! Я умру со стыда, если кто-то из слуг обнаружит нас здесь. – Она хотела бросить ему сюртук, но замерла, когда из кармана выпал сложенный листок.
Ее сердце болезненно сжалось. Словно в тумане, она подняла его. Разворачивать не было необходимости. Она знала, что это. И все же удивилась. А она было подумала, что небезразлична ему.
Глубокая печаль охватила Розалинду. Ей следовало догадаться. Для него она была просто еще одним приобретением – любящая жена, к тому же распутная. Но определенно не та, чьи чувства требовали бы изменения его планов.
Словно одеревенев, она сунула бумагу обратно в карман сюртука и подошла к Гриффу. Когда она протянула ему сюртук, в ее глазах стояли слезы. Он, должно быть, увидел их, потому что схватил ее за руку.
– Розалинда...
– Поспешность, с которой вы побежали за мной, не помешала вам захватить ваш драгоценный документ. – Только тогда он последовал за ней, чтобы заверить в любви, которой не испытывал к ней. – Теперь по крайней мере я знаю, какое занимаю место в вашей жизни.
Она попыталась выдернуть руку, но он не отпустил ее.
– Это не имеет никакого отношения к тем чувствам, которые я к вам питаю. Это бизнес, вот и все. Если я не буду заниматься бизнесом, нам не на что будет жить, дорогая, не так ли?
Папа´ тоже так говорил. «Я мужчина, и я знаю, как лучше». Это всегда приводило Розалинду в ярость. Грифф говорил почти то же самое. Это лишь подтверждало ее самые страшные опасения.
– Вы знаете, что я не глупая. Мы оба знаем, что дело тут не в бизнесе, не в том, что не на что будет жить.
Он отпустил ее руку и стал натягивать кальсоны.
– Тогда в чем, по-вашему, дело? Уверяю вас, если бы я хотел отомстить вашему отцу, я выбрал бы более разрушительную месть, чем просто лишение его титула. Я бы мог обесчестить вас и отказаться жениться. Я давно мог его разорить. Даже отравить! Но как бы плохо вы обо мне ни думали, у меня есть моральные принципы. Я думал, вы знаете меня достаточно хорошо, чтобы не заподозрить в том, что я способен на месть, которая сама по себе незначительна.
– Нет, вы бы сделали это ради амбиций, которые тоже незначительны, как и месть.
Вскочив на ноги, он стал мерить шагами комнату.
– Ошибаетесь! Амбиции значительны. Без них не было бы «Найтон-Трейдинг». Не могу понять, почему я должен упустить шанс моей фирмы получить большую долю торговли с Китаем только потому, что вы не хотите, чтобы кто-то неодобрительно отзывался о ваших сестрах.
Она вскинула голову:
– Вы знаете меня, Грифф, я не так «практична», как вы. Я больше забочусь о людях, чем об имуществе или успехе вашей проклятой компании.
– Возможно, вы заботитесь о своей семье, но не обо мне. Вы скорее спасете своих сестер от сплетен, чем поможете мне преуспеть. Я действительно практичен, благодарение Богу. Плевал я на сплетни. Для меня гораздо важнее то, что принесет пользу моей компании и ее многочисленным служащим.
Как это благородно с его стороны! Грифф представил все дело так, будто это она преследует свои эгоистические цели. Она слышала эмоции в его голосе раньше, когда он спорил с ее отцом, когда говорил о той боли, с которой жил, считаясь бастардом. Это было глубже, чем любая «практичная» причина.
Розалинде вдруг открылась правда, разорвавшая ей сердце.
– Продолжайте повторять, что все это ради блага ваших служащих, но вы знаете истинную причину. Вас на самом деле заботит такая чепуха, как сплетни. Даже слишком заботит.
У нее перехватило дыхание. Ей стало больно и за него, и за себя.
– Вам ненавистно, что вас не признают законнорожденным, вас возмущают те, кто называет вас бастардом и сторонится за связи с преступниками, а также лорды, которые не пускают вас в свой круг. Вам нужен этот титул, чтобы вы могли утереть им нос и заставить их признать, что вас оклеветали.
Розалинда попала точно в цель, и лицо Гриффа исказила боль.
– Вы пытались доказать это своим успехом, но все же это не удовлетворило вас, поэтому вы хотите найти более впечатляющий способ сделать это. Вот истинная причина того, что вы готовы пожертвовать чем и кем угодно, только бы получить свой титул, не так ли?
– Ничего подобного! – процедил он сквозь зубы, хотя испытывал боль, унижение, гнев, преследовавшие его всю жизнь.
