– Вы, кажется, прекрасно провели время с Рейвнзвудом.
– Он чрезвычайно интересный джентльмен.
Морган скрипнул зубами. Неудивительно, что Клара нашла виконта «интересным». Он богат, имеет титул, в общем, подходит ей по всем статьям. Чего не скажешь о Моргане.
Танцуя, Морган прижимал к себе Клару все крепче и крепче в нарушение всех приличий, однако ее это не смущало.
Она танцевала с упоением, радостная и счастливая, как настоящий легкокрылый ангел. А какая грация! Сколько уверенности! Чувствовалось, что эта женщина знает себе цену. В то же время она была мила и обаятельна. Любого мужчину могла свести с ума.
А как от нее пахло! Ее волосы благоухали жасмином. Моргану хотелось унести ее в сад и овладеть ею.
Однако Рейвнзвуд не шел у него из головы.
– Донимая меня вопросами, вы гневались, бросали мне обвинения, ас лордом Рейвнзвудом были сама любезность.
Она удивленно взглянула на него:
– С чего вы взяли?
– Вы улыбались друг другу как старые друзья.
– Мы были знакомы давно, как вам известно, – не без лукавства произнесла Клара. – А вас я совершенно не знала.
– Что вы хотите этим сказать?
– Вы собирались рассказать мне о том, что вы почтенный капитан Морган Блейкли – брат одного барона, сын другого, к тому же еще шпион?
Моргана неприятно удивило, что ее заинтересовали его родственные связи.
– Разве так важно, кто я на самом деле?
– Важно, что я этого не знала. Что вы солгали мне, назвав свое имя, рассказывая о Женеве, и не объяснили, зачем понадобилась эта ложь.
Боль, прозвучавшая в ее голосе, подействовала на него сильнее, чем сами слова.
– Я не лгал. Когда я служил на флоте, то носил имя Морган Прайс. Многим флотским офицерам я до сих пор известен под этим именем.
– Но почему вы взяли другое имя?
– Это длинная история, Клара, сразу всего не расскажешь.
– Изложите краткую версию, – настаивала она. Морган вздохнул и стал рассказывать:
– Мы с братом росли отдельно. Вскоре после нашего рождения мать оставила отца, увезла меня в Женеву и дала мне свою фамилию. Перед смертью обратилась к моему дяде Ллуэлину. Дядя Лу приехал и забрал меня. Мне тогда было тринадцать. Себастьян ничего обо мне не знал, дядя и барон просили меня держать все в секрете, чтобы не усложнять ситуацию.
– Не усложнять для кого? – едва слышно спросила Клара.
Сострадание на ее лице застало Моргана врасплох. Он сжал ее руку:
– Я не возражал, cherie. Я понимал. Барон и мой дядя были озабочены наследованием титула. Мать заверила их, что Себастьян был старшим, но они считали, что лучше держать нас отдельно, пока он не унаследует титул. Они отдали меня в школу, а когда я подрос, употребили свое влияние, чтобы я начал службу на флоте гардемарином. Меня представили воспитанником барона. Обо мне позаботились. Мне не в чем их упрекнуть.
– Но вас лишили общества брата.
Морган отвел глаза. Она читала его мысли, и это не могло не встревожить.
– Сейчас у меня есть брат, и это главное. После смерти барона я не видел смысла хранить секрет и отыскал Себастьяна. Он настоял, чтобы я занял свое место в семействе и принял имя, принадлежавшее мне по рождению. Вот почему вначале я был Морганом Прайсом, а потом стал Морганом Блейкли. Так что напрасно вы меня обвинили во лжи. Я просто кое о чем умолчал...
Она подняла бровь:
– Вот именно. Например, о том, что вы были шпионом. Что некоторое время находились среди пиратов. Что...
– Это Рейвнзвуд рассказал вам о пиратах?
– Только потому, что я спросила его об этом. Больше он ничего не сказал.
– Но вы провели с ним довольно много времени. Клара игриво улыбнулась:
– Не отрицаю.
Этот разговор был Моргану неприятен. Ему не понравилось, как держится Клара. И вдруг он понял, что это не что иное, как ревность.
Ревность, о Боже! Чувство, совершенно ему незнакомое.
– О чем же вы говорили, оставшись вдвоем на балконе?
– Это касается только меня и лорда Рейвнзвуда, разве не так?
– Тогда я спрошу его самого.
– Почему вы решили, что он вам ответит?
– Потому что ему нечего скрывать от меня. – Клара отвела взгляд. – Или есть? Он не пытался поцеловать вас или что-нибудь в этом роде?
Она изумленно взглянула на него:
– Что заставляет вас так думать?
– Мужчины обычно уводят женщин на балкон именно с такой целью. – Поскольку она продолжала молчать, он выпалил: – Так что? Пытался?
– О чем вы?
– Пытался вас поцеловать, черт возьми?!
Насмешливость исчезла с ее лица, она смотрела на него с глубокой серьезностью.
– Случись такое, вам было бы неприятно?
– Да. Очень.
Ответ, казалось, польстил ей.
– Успокойтесь, лорд Рейвнзвуд не делал никаких попыток такого рода. Если вы пытались поцеловать меня всякий раз, как мы оставались наедине, это не означает, что так ведут себя все мужчины.
– Значит, они либо слепые, либо ничего не понимают, либо и то и другое.
Он тут же пожалел о сказанном. Ее нежная, манящая улыбка вызвала у него желание оставить ее, не дожидаясь окончания танца, и бежать без оглядки, прежде чем она опутает его своими женскими чарами.
Кого он обманывал? Она уже и так опутала его по рукам и ногам. Он только и мечтает о том, как бы остаться с ней наедине и повторить то, что между ними произошло. Безумие, чистое безумие!
Клара испытывала что-то похожее, но на свой лад. От слов Моргана ее бросило в жар, а вальс лишь способствовал интимной близости.
Только сейчас она поняла, почему было столько шумных протестов, когда вальс впервые появился в Лондоне. Она не усматривала в танце ничего «постыдного», «скандального» или «пагубного для морали».
Но она никогда не танцевала вальс с мужчиной, который бы волновал ее, который целовал и ласкал самые потаенные уголки ее тела. Теперь каждое движение ощущалось как чувственное, как шаг в объятия соблазна. Его бедра касались ее юбок, властная рука лежала на талии, пожатие его пальцев было интимным, все ощущения, усиливаемые ритмом танца, вызывали слабость в коленях.
А слабость в коленях мешала ей танцевать. Мешало и то, что Морган слишком крепко прижимал ее к себе, как будто она собиралась вырваться и убежать от него. Ей следовало бы воспользоваться возможностью получить ответы на свои вопросы, но у нее не лежало к этому сердце. Когда она была с Морганом, она забывала о собственном благополучии, о своих обязанностях и о морали. Забывала обо всем, кроме новых возможностей, которые он открыл ей, об освобождении из тюрьмы, в которую она сама себя заточила.
