Или не смела? Хотя он и помог ей с лордом Трасбатом, это еще не значит, что она может ему доверять. Настораживал его упорный интерес к их кандидату. И если бы она поддалась его заигрываниям, а в результате обнаружила бы, что они часть другой интриги…
Нет, она бы этого не перенесла. Вместе с тем, он единственный мужчина, который не мог бы и не стал бы вредить её репутации. Он не рискнул бы обрушить скандал на семью сестры. Попытайся он, она бы просто сказала, что он солгал, вымещая ей за свою высылку в Индию.
Она окинула его бесстыдным взглядом, в духе своей матери, как она полагала.
— Я была очень сердита, после того как вы отправились в Индию, а я ко двору. Поэтому совершила нечто, о чем позже сожалела. Я позволила нескольким мужчинам испытать мои чувства.
Он прищурился.
— Как испытать?
— Известно как — поцеловать меня и интимно прикоснуться, и… ну, то, что не позволительно леди.
— Равно как позволить мужчине заняться с ней любовью? — холодно произнёс герцог.
Она подавила смущение.
— Я-я дочь своей матери, вы знаете.
— Видимо да, — сказал он тоном, который нельзя было разобрать, как и его выражение лица в быстро тускнеющем свете. — Хотя странно, что о тебе в связи с этим не пошла молва. Даже наоборот, говорят, ты была — сама благопристойность.
— Я проявляла внимательность и осторожность.
— Понятно. — Но он её не отпускал, и Луиза не могла сказать, поверил ли он ей.
— Это случилось при дворе, и, видишь ли, король счел своим долгом это скрыть.
Это произвело впечатление.
— Король знал об этих… интрижках?
Ложь застряла в горле, но окажись Регина права, что король с Саймоном не в ладах, значит, Саймон никогда не стал бы проверять истинность её слов.
— Безусловно. Он именно тот, кто скрыл это и заставил джентльменов молчать. — Она выставила подбородок. — Если ты мне не веришь, спроси его об этом.
— Я больше не хотел бы доставлять тебе неприятности, — странным голосом ответил Саймон. — Хотя мне интересно, зачем бы тебе раскрывать мне свой маленький секрет.
Она пожала плечами.
— Ты хочешь ухаживать за мной, и я посчитала справедливым уведомить тебя, что я не девственна.
— О… я понимаю. И мне не надо узнавать о твоем прошлом.
— Тебе… тебе не надо? — девушка совершенно не ожидала такой реакции.
И того, как он удерживал её теперь, навалившись всем телом, развязно поглаживая руками талию, превратив её кровь в стремительный поток. Он легонько коснулся ртом её уха.
— О да, — прошептал он. — Я всегда грезил тобой. Уверен, ты это знаешь.
То, что он смог это сказать, несмотря на её заявление о распутстве, пронзило её волнительной дрожью.
Позже Саймон всё разрушил.
— И теперь, мне незачем жениться, чтобы заполучить тебя. Поэтому ты мне рассказала, да? Чтобы дать мне понять — ты разрешишь мне некоторые вольности?
— Конечно, нет!
Мерзавец, хам…
— Хочешь быть моей любовницей, Луиза? — его горячие уста все еще парили возле её уха, когда он расстегнул ей жакет и, проскользнув рукой внутрь, накрыл сквозь платье её грудь. — Ты ничего не теряешь. И я могу быть так же осторожен, как любой другой твой любовник.
Будь он проклят, это в планы не входило. Она тщетно старалась спихнуть его руку.
— Я не пыталась намекать…
— Ах да, я, верно, ошибся, и ты похоже придумала эту пуританскую сказочку о своем постыдном прошлом, просто чтобы избавиться от меня.
Она застыла, потом отпрянула и увидала его сияющее весельем лицо.
Этот самонадеянный негодяй смеялся над ней! О, ей следовало бы знать, что он не поверит. Он всегда был так до ужаса уверен в себе, всегда так уверен в ней. Она бы напрочь стёрла эту ухмылку с его губ, даже ценой своей жизни.
Девушка заставила себя прижать его руку плотнее к своей груди.
— Лгать об этом? Нет, конечно. Я лишь честно предупредила. — Она обвила руками его шею, и стала возле него волнообразно двигаться, так, как по её наблюдениям, делали некоторые похотливые женщины в Ньюгейте с арестантами.
К её радости улыбка Саймона исчезла. Только тогда она и правда потянулась к нему с поцелуем, вовлекая в это губы и язык и зубы, Луиза поцеловала его так бесстыдно, как могла.
Но торжество её было недолгим. Его рука переместилась к её груди: лаская, сминая, дразня. Она чувствовала это даже через муслиновое платье и льняную сорочку, даже через тонкий хлопок корсета. Зародившаяся от такой решительной ласки волна ощущений пронзила её тело до самых пальчиков ног, соски её затвердели и превратились в ноющие узелки, а из глубины горла вырвался стон.
Затем уже он, перехватив инициативу, целовал её, и она потерялась, утопая в его вкусе и запахе. От совместной атаки его языка и руки девушку бросило в дрожь, в особенности, когда его твёрдое бедро упёрлось в мягкую плоть между её ног, устремляя её боль к чему-то неведомому. Луизу охватило пьянящее блаженство, в котором существовали только они вдвоем.
На половину оцепеневшая, она чувствовала, как он стащил фишю
[17]
, затем бесстыдно пробрался рукой под платье и сорочку и корсет, чтобы погладить её голую грудь. Как возмутительно!
Как восхитительно. Потрясенная, она оторвалась от его губ, но он даже не приостановил свои ласки. Окутывая Луизу тёплым, как летний дождь взглядом, Саймон теребил пальцем её сосок, срывая судорожный вздох с её губ, еще больше разжигая в ней желание.
— Разве ты ещё не поняла? — неистовое желание на его лице было бурным дополнением тому желанию, которое он пробудил в её груди. — Мне плевать, даже если ты целовалась со всей треклятой армией, даже если в твоей постели был мужчина, или десятеро. Я хочу тебя. Я всегда хотел тебя. Ты годами будоражила мою кровь. Так что, я хочу овладеть тобой. Лги себе или мне, как угодно, но, в конце концов, ты будешь моей.
Её охватила нервная дрожь, сколь мощная, столь и волнительная.
— Имеешь в виду — любовницей? — спросила Луиза, запутавшись руками в его волосах.
— Моей женой, — герцог развязывал тесёмки на её лифе и сорочке. — Хотя, поверь мне, я не прочь провести брачную ночь до свадьбы.
В то время как у неё перехватило дыхание, Саймон прошёлся поцелуями вниз от её рта и горла к обнаженной выпуклости верхней части гуди, потом стянул вниз слои одежды ровно настолько, чтобы показалась одна грудь.
