Девушка тёрлась о мужское тело, скакала на нём словно бесстыдная распутница, и внутри неё нарастало удовольствие. Оно грохотало словно упряжка лошадей, несущаяся к пропасти — ближе, ближе. И Луиза торжествовала, чувствуя свою власть над Саймоном, и восхищалась его властью над ней.
Саймон будто когтями сжал ей руки.
— Ты хочешь меня? — прорычал он возле девичьей шеи.
Вот она, печально-знакомая волынка, однако девушка не могла не сказать ему слов, в которых он, казалось, нуждался.
— Да, — прошептала Луиза.
— Скажи это, — потребовал мужчина. — Я хочу тебя, Саймон. Я принадлежу тебе, Саймон.
— Я хочу тебя, Саймон… Я принадлежу тебе… Саймон, — потом осторожно добавила. — Я люблю тебя… Саймон.
Эти слова вырвали у него стон, довели его до крайнего возбуждения и понесли Луизу вместе с ним к вершине блаженства.
Когда Саймон, вцепившись в жену со свирепостью завоевателя, излился в неё, она поцеловала его волосы, и лоб, и всё остальное, куда могла дотянуться, намереваясь показать ему глубину своего чувства.
Только когда напряжение отпустило мужчину, и Луиза уверилась, что он её слышит и осознаёт смысл слов, снова прошептала:
— Я люблю тебя, Саймон.
Он замолчал, издал лишь стон и сжал жену еще крепче, блуждая губами по её телу — целуя щёку, подбородок и горло.
Затем откинулся назад и посмотрел на Луизу таким мучительным взглядом, что у той упало сердце. И в этот самый момент девушка поняла, что каким-то образом выдала себя.
— Теперь ты знаешь, да? — хрипло произнёс Саймон. — Она рассказала тебе.
Глава 25
Дорогой кузен,
Теперь вы заставили меня призадуматься, сэр, об истинных причинах вашей анонимности. Действительно ли это связано с тем, что вы не желаете навредить мой репутации, как поначалу заявили? Или же вы боитесь сойтись со мной в поединке лицом к лицу? Посему предупреждаю вас, кузен, если вам ненароком вздумается мною помыкать, вы проклянете тот день, когда встретили меня.
Ваша разгневанная корреспондентка,
Шарлотта.
— О-она? — заикалась Луиза. — Кто она?
— Бетси, черт подери. — Саймон поднял Луизу со своих колен и отставил в сторону. Потом, повернувшись к ней спиной, встал и начал застёгивать свои кальсоны и штаны. — Она рассказала тебе о… моём деде и его «обучении».
— Я не знаю, о чём…
— Не лги мне! — Он повернулся, лицо его пылало гневом, пока он не увидел настороженное личико жены и не смягчился. — Ну, хватит, дорогая, судя по тому, как ты себя вела, Бетси тебе что-то рассказала.
— Это было так очевидно? — спросила она, не в силах скрыть боли в голосе, одновременно натягивая ночную сорочку.
— Нет, — торопливо произнес Саймон. — Нет, пока ты не сказала, что ты…
Он спохватился, но она знала, что он собирался произнести: «Что ты любишь меня».
У Луизы сжалось сердце.
— Не важно, как я догадался. — Саймон запустил руку в волосы. — Важен сам факт. И теперь я хочу в точности знать, что это шлюшка тебе наговорила.
— Не смей её так называть! — протестовала Луиза. — Она больше не шлюха. И она не хотела ничего мне говорить, клянусь. Я заставила её.
Он засмеялся.
— Заставила. Ну, ладно. И что ты сделала — не дала женщине оправиться после родов и крепко поколотила?
— Нет, разумеется, но ты же знаешь, какой я становлюсь, стоит мне за что-то уцепиться. — Она скрестила руки на груди, когда неуверенно почувствовала себя, пытаясь объясниться и не навлечь еще больший гнев на Бетси. — Я… м-м… заметила, что вы оба узнали друг друга, и вспомнила, что она работала в борделе. Поэтому потребовала, чтобы Бетси рассказала, как познакомилась с тобой… так всё и началось.
— Понятно. — Засунув большие пальцы за пояс штанов, он воинственно выпятил грудь. — Представляю, как она всё преподнесла, каким, видимо, жалким выставила меня.
— Нет, что ты, — невозмутимо произнесла Луиза, решительно не пуская жалостливые нотки в голос. Саймон ненавидел, когда его жалели.
— Поверь, мои приятели из Итона
[46]
всё бы отдали за то, чтобы их раз в неделю сопровождали в Лондон в бордель и предлагали шлюх на выбор. — Он зашагал по комнате. — Какому мальчишке не хотелось бы по-настоящему насладиться женщинами, которые исполняют всё, что ни прикажешь?
— Однако держат с ним рот на замке, — пробормотала девушка.
Саймон резко развернулся и впился в неё суровым взглядом.
— Черт подери, я хочу знать всё — каждое слово, что она тебе сказала.
Луиза не отвела взгляда. «Спрячь свою жалость», — приказал она себе. — «Только факты».
— Она говорила, что у твоего деда были правила, которым ты и эти женщины должны были следовать. И если ты нарушал их, тебе причиталась порка.
— Не ужаснее той, которую регулярно получали некоторые мальчишки в Итоне, — огрызнулся Саймон.
— Она говорила, что если женщина нарушала правила, её отсылали.
Он вздрогнул от этих слов.
— Не думаю, что она рассказала тебе куда… что их отсылали в другой бордель мадам, не такой приличный, клиенты которого имели… отвратительные склонности. Разумеется, узнал я об этом лишь через несколько лет.
— В этом нет твоей вины, — мягко произнесла Луиза.
— Сперва я не обращал внимания, — продолжал он, словно не слышал слов жены. — Поначалу считал простым совпадением, что женщины, которые были ко мне добры, те, которым я отдавал предпочтение, которые не лежали подо мной, как бревно, пока я делал свое дело, исчезали из борделя к следующему моему визиту.
Саймон сжал кулаки.
— Но после нескольких промахов, стало трудно не замечать. Он никогда не позволял им называть свои имена, но я так или иначе их различал. И когда я просил «рыжеволосую милашку» или «длинноногую блондинку», мой дед порол меня до полусмерти. Я перестал просить. — Саймон горько рассмеялся. — Предполагалось, что такие вот уроки научат меня безразлично относиться к их участи, заставят понять, что женщины одинаковы — ничем друг от друга не отличаются. По крайней мере, именно это он постоянно внушал мне.
— Вместо этого ты научился чувствовать себя виноватым.
— Да, как только понял, что своим выбором заставляю их исчезать. Он не рассказывал мне, куда они деваются… словно это было неважно. Я представлял себе, как их вышвыривают на улицу, обрекая на голод и лишения, от того что я выказал предпочтение. — Саймон посмотрел на жену полным самоуничижения взглядом. — Четырнадцатилетние мальчишки склонны к излишней драматизации.
