Правда, тогда он был моложе. А теперь он был сначала зверски избит, покалечен, а потом долго, с трудом приходил в себя после лихорадки, которая его чуть не убила.
Благословенная тишина. Жаль, что продлилась она всего лишь несколько мгновений.
– Вашей матери известно, что вы решили меня похитить?
Господь всемогущий, она точно знает, какими вопросами его уязвить.
– Нет.
– А ей известно, что вы и есть Мститель?
– Она ничего об этом не знает, – огрызнулся он. – А что?
– Ведь она наверняка замечала появление дополнительных средств, обращала внимание на ваши частые отлучки…
– Женщины клана рано учатся не придавать значения подобным вещам. Многие горцы вынуждены заниматься опасными или незаконными делами – такими, как грабежи или производство спиртного. Если женщины умные, они принимают все, что им приносят, и помалкивают.
– А если они не так умны?
– Тогда мужчинам приходится зашивать им рты, – насмешливо сказал он. – У вас, случайно, не завалялся в кармане швейный набор?
– Очень смешно. – Венеция помолчала. – В ваших устах «горцы» звучит почти как «воры», но я не разделяю ваших взглядов. Я считаю, что не все горцы такие. Да и ваша семья определенно не была такой. Ведь вы, в конце концов, баронет.
– Но много ли пользы принес мне этот титул? Или моей матери?
Голос Венеции смягчился.
– Я хорошо ее помню. Она всегда много работала, была практичной, очень открытой и искренней. Представить не могу, чтобы она смолчала. А последние несколько месяцев она вообще должна была притворяться и скрывать от всех, что вы живы. Наверняка вы должны были ей все рассказать.
Лахлан решил, что не имеет смысла врать. Возможно, если он откровенно ответит, Венеция на какое-то время перестанет его мучить и уснет.
– Я сказал ей, что люди Шотландского Мстителя напали на меня из засады, после того как я убил их предводителя. И поскольку их было много, мне пришлось сделать вид, что я утонул, потому что иначе они бы меня точно убили.
Все это он и рассказал матери, когда окончательно пришел в себя и был в состоянии говорить, а на это ушло немало дней.
– Затем я объяснил ей, что поскольку видел злодеев в лицо, придется скрываться до тех пор, пока не удастся их выследить.
Ему нужно выздороветь и окрепнуть, чтобы нанести ответный удар.
Венеция ненадолго задумалась.
– Почему же вы просто не сказали ей правду? – и добавила с иронией: – Она как никто другой должна понимать, что ваше дело правое.
– Я не хочу вмешивать ее в эти дела. И не хочу, чтобы ее в чем-то обвиняли, если вдруг схватят меня. Уже достаточно того, что после нападения мне пришлось посвятить в эти дела кое-кого из людей моего клана. Прежде я никогда себе этого не позволял. Я всегда считал, что не имею права рисковать чужой жизнью.
– А как же жизнь Джейми или жизни тех, кого вы грабили?
– Я никогда не причинял вреда никому из них, и вам это отлично известно, – заявил он, – а лишь отбирал малую долю того, что ваш отец задолжал моей семье.
– А как насчет Джейми?
– Джейми и еще двое – мои бывшие однополчане. Они вернулись в Шотландию, где у них уже не было ни дома, ни родни, ни работы. И тогда я предложил им «работу» и делился с ними всем, что удавалось добыть. О том, какая это была «работа», вы знаете. – Он хмуро уставился в темноту. – К несчастью, Шона и Робби одолела жадность, и они решили самостоятельно заняться грабежами. Кончили они плохо. Их убил один торговец, у которого при себе оказался мушкет. Но у Джейми достаточно здравого смысла. – В его голосе зазвучали стальные нотки. – Он всегда был мне верен, с тех самых пор, как еще мальчишкой стал в нашем полку барабанщиком. Так что не тратьте напрасно силы, пытаясь убедить его помочь вам бежать.
– Отличная идея, – воскликнула она. – Он выглядит слишком юным, чтобы быть достаточно опытным в любви. Держу пари, если бы я улыбнулась и…
– Я так и думал, – рявкнул он. – Оставьте парня в покое!
– Или что, вы зашьете мне рот?
– Нет, но могу заткнуть его своим шейным платком.
– Для этого вам понадобится крепко скрутить меня и подмять под себя, Лахлан Росс, – нагло заявила она. – И можете мне поверить, вам пришлось бы несладко.
Дьявольский порыв толкнул его на дерзость.
– О, это еще как сказать. В данный момент я бы многое отдал, чтобы вы оказались подо мной. – Услышав, как она тихо ахнула, он добавил: – Так что постарайтесь не злить меня своей болтовней или заигрыванием с Джейми, иначе все закончится потасовкой.
Эти слова заставили ее замолчать. Наконец-то!
Карету резко тряхнуло, его безумные мечты мгновенно рассеялись. Лахлан выглянул в окошко и обнаружил, что они остановились.
– Вот дьявольщина! – пробормотал он и приоткрыл верхнюю шторку.
Джейми испуганно выпрямился на козлах.
– Простите, сэр, я случайно заснул.
Лахлан спрыгнул на дорогу.
– Я сменю тебя. Забирайся в карету и немного поспи.
– А как быть с леди? – спросил Джейми, спускаясь с козел.
– Да, что насчет леди? – эхом отозвалась Венеция, высовываясь в открытую дверь. В мягком свете луны отчетливо вырисовывался ее вздернутый подбородок.
– Если леди сохранила хоть каплю здравого смысла, она тоже будет спать. – Лахлан распахнул сюртук и угрожающе положил руку на пистолет. – Но если она его утратила, то не должна забывать, что у меня кое-что имеется. – Он сердито посмотрел на девушку: – Вы слышите меня? Если вы посмеете хотя бы пикнуть на постоялом дворе, то кто-нибудь непременно умрет, и уж точно не я.
Каждый раз, произнося эти слова, он ожидал, что девушки возразит, скажет, что он не способен на такую жестокость.
Конечно, она ведь считает его худшим из людей, что бы он ни говорил.
– Если она своими глупостями станет мешать тебе спать, Джейми, – продолжал Лахлан, – я свяжу ее и заткну кляпом рот, – Он насмешливо взглянул на Венецию. – И сделаю это с огромным удовольствием.
– Не сомневаюсь, – огрызнулась она, презрительно фыркнув. – Вы прямо-таки одержимы идеей связывать женщин. – Девушка вернулась на свое место и развалилась на сиденье, Джейми забрался в карету и закрыл за собой дверцу.
– Не всех женщин мне хочется связывать, – пробормотал Лахлан, взгромоздившись на козлы, – а только тебя. Одну лишь тебя.
Чего только не делала Венеция, чтобы разозлить Лахлана и вывести его из себя. Но он оставался невозмутимым, сидел прямо, бесстрастно уставившись в окошко, словно высеченное из гранита изваяние. И только редкое судорожное вздрагивание мышц выдавало в нем живого человека.
