– Что, если кто-нибудь будет проходить мимо и увидит нас? – прошептала Венеция, с опаской взглянув на окно, выходившее в проулок.
– Солнце уже заходит, близится время ужина, – успокоил ее Лахлан. – Здесь никто не задержится, поверь мне.
– А если задержится?
– Если тебя не узнают, то спустят на меня собак и просто пошлют нас куда подальше. – Он одарил ее дразнящей улыбкой, когда ему удалось развязать ей рубашку. – Если, конечно, им не вздумается подглядывать.
– Лахлан! – Венеция страшно возмутилась. – Конечно, они никогда не станут…
– Дураками будут, если не станут. – Он стянул с нее рубашку, и у него перехватило дыхание. От девушки нельзя было оторвать глаз! – Любой мужчина в здравом уме, хоть раз увидев тебя обнаженной, захочет смотреть на тебя бесконечно.
Хотя щеки Венеции окрасились в багровый цвет осенних листьев, она стойко вынесла его взгляд, пока он рассматривал ее пышные груди с темными сосками, ее тонкую талию и крутые бедра.
– Ты просто чудо природы, дорогая, чудо природы!
Робкая улыбка тронула ее губы.
– Мой портной говорит, что у меня слишком большая грудь для современной моды.
– Твой портной круглый дурак. – Наслаждаясь созерцанием ее тела, он все же выкроил время, чтобы расстегнуть панталоны. – Ничего не могу сказать насчет моды, но не существует такого понятия, как слишком большая грудь, если речь идет о женщине. – Он сбросил панталоны и отпихнул их ногой подальше. – Я слышал, что некоторые женщины придерживаются того же мнения насчет мужских… хм… отличий.
Судя по тревожному выражению лица Венеции, увидевшей его восставшее орудие, девушка явно была не из их числа. Пока, по крайней мере.
– Ох, Лахлан, я ничего об этом не знаю.
Он притянул ее к себе. Слава Богу, она ему это позволила.
– О чем?
– Об этом! – Лежа с ним рядом и настороженно глядя на него, Венеция указала на его мужское естество. – Он слишком… а я не…
– Все будет в порядке, поверь мне, – сказал Лахлан, тихонько посмеиваясь.
– Ты обещаешь? – прошептала она, когда он бедром развел ее ноги. – Ты можешь поклясться?
– Обещаю.
Однако вопрос заставил его задуматься. Лахлану никогда не приходилось иметь дело с девственницей. Что, если он причинит ей серьезные повреждения? Нет, обычно такого не случается. Или все же бывает?
– Для этого потребуется подготовка, – сказал он. – Всегда требуется. Хоть ты и девственница, останешься целой и невредимой, клянусь тебе.
Венеция подозрительно прищурилась:
– Что значит «всегда требуется»? Скольких же женщин ты уложил в постель за свою жизнь, признайся?
Ох-ох-ох, не следовало ему упоминать об этом.
– Нескольких, – пробормотал Лахлан и завладел ее ртом, чтобы отвлечь от мыслей на эту тему.
Ему не терпелось продолжать. Девушка лежала под ним, открытая и жаждущая, его мужское естество затвердело до боли. Ее лавандовый аромат опьянял его сильнее, чем виски. Он мог бы всю жизнь упиваться сладостью ее нежных губ. Но сначала…
Лахлан передвинулся и лег между ее ног, не переставая ласкать рукой ее горячее лоно, пока девушка не расслабилась. Когда Венеция подняла руки и обняла его за шею, Лахлан понял, что она готова. Осторожно, чтобы не встревожить ее, он заменил пальцы своей истомившейся плотью и плавно вошел в нее, медленно продвигаясь вперед, изо всех сил сдерживая желание овладеть девушкой немедленно.
Но – Господь всемогущий! – для этого еще предстояло потрудиться. Она была влажной и тесной, такого наслаждения он не мог себе даже представить. И она принадлежала ему, только ему, наконец-то, его Принцесса… его будущая жена. От этой мысли плоть его еще больше набухла.
– О Боже, – прошептала Венеция. – Ты уверен…
Лахлан оторвался от ее губ и положил ладони ей на плечи.
– Уверен, – сказал он, хотя отдал бы все на свете, чтобы избавить ее от этого неприятного момента.
Она так храбро держалась, его отважная девочка, но напряженные губы выдавали, что ей это давалось нелегко.
– Я постараюсь, чтобы тебе было как можно легче, – прошептал он, осыпая поцелуями ее губы, щеки, лоб. – Но быть с тобой – величайшее наслаждение.
Неуверенная улыбка тронула ее губы.
– Это самые приятные слова, которые я когда-либо слышала от мужчины. – Венеция расслабилась, и Лахлан еще немного продвинулся вглубь.
Он тоже облегченно улыбнулся:
– С трудом могу поверить в это. Разве твои лондонские лорды не шептали тебе комплименты на балах… о твоих восхитительных волосах и сверкающих глазах, о твоих прекрасных губах…
– Иногда.
Лахлан сказал это, чтобы подразнить ее, но скорый ответ заставил его нахмуриться.
– Значит, шептали? А ты когда-нибудь позволяла им целовать эти прекрасные губы?
В глазах ее вспыхнули озорные искорки.
– Иногда.
В этот момент Лахлан как раз ощутил барьер ее девственности.
– Сколько раз?
Со смехом Венеция приникла к его груди и сказала, передразнивая его ответ:
– Несколько.
О, она полагает, что это сверхостроумно, не так ли?
– Ну что ж, больше они не будут этого делать, – заявил он. Затем, зажав ей рот своим, он глубоко проник в нее одним резким толчком.
Когда Венеция застонала, Лахлан молил Господа, чтобы худшее было уже позади. Он заставил себя оставаться неподвижным, хотя это потребовало огромного напряжения воли. Ее горячее лоно облегало его, словно тесная перчатка, возбуждая непреодолимое желание продолжать движение.
Но Лахлан терпел. Только продолжал целовать и обнимать ее и гладить везде, куда только мог дотянуться. Его глубоко тронуло, что она так доверчиво отдалась ему – он боялся разрушить очарование этого момента.
Спустя мгновение Лахлан почувствовал, что Венеция расслабилась, и он двинулся назад, прошептав:
– Все в порядке?
– Думаю, да. – Девушка слегка пошевелила бедрами. – Это… это было не слишком больно.
Лахлан застонал, когда она задвигалась, скручивая и сжимая его плоть.
– Если ты не перестанешь вертеться, будет хуже, – хрипло произнесен.
Венеция взглянула на него с удивлением:
– Почему?
– Потому что я хочу продолжать, но должен делать это осторожно и медленно, но я не смогу, если ты будешь сводить меня с ума подобным образом.
– Каким?
– Двигаясь, как сейчас.
