– Конечно. – На лице Венеции появилась вымученная улыбка. – Я ведь, между прочим, ходила в Брейдмур и могла там остаться. Но меня интересовало, что стало с нашей землей. – Голос ее слегка дрожал. – Это просто ужасно. Я хорошо помню времена моего детства. Здесь кипела жизнь…
– Да, – согласились все присутствующие, сочувственно кивая.
– И я намерена позаботиться о том, чтобы существующее положение изменилось, – продолжала Венеция. – Я не могу поверить, что папа и вправду знает, что здесь творит этот ужасный управляющий. Если он узнает, во что превратилась его земля, то наверняка все изменит.
Лахлан насмешливо фыркнул, но никто не обратил на него внимания.
– Ну ладно, мне безразлично, что девушка оказалась дочерью Дунканнона, – сказала одна из женщин. – Она могла бы сказать Маккинли, кто она такая, и отправить лэрда в тюрьму. Вместо этого она ловко отшила мерзавца. И это доказывает, на чьей она стороне.
Остальные женщины одобрительно закивали, показывая, что полностью с ней согласны.
– И посмотрите, какую работу она проделала в усадьбе. Дом выглядит гораздо уютнее. Она совсем не обязана все это делать, после того как лэрд так обошелся с нею. – Женщина уперли кулаки в бока. – Она стала одной из нас, и я не вижу причин, почему это должно измениться.
– Да, это так, но ее отец уже на пути сюда, ты разве не слышала? – вмешался Рурк. – Что будет с нами, когда он приедет?
Все взгляды устремились к Лахлану.
– Я поговорю с ним, – ощетинился Лахлан. – Я потребую свои деньги, и если Дунканнон не лишен здравого смысла, он вернет их.
– Ах, беда, беда, какая беда, – запричитала какая-то женщина в толпе.
Когда остальные принялись вторить ей на разные голоса, Лахлан грозно выпрямился:
– И что бы это могло значить?
Рурк смущенно посмотрел на него:
– Не обижайтесь, сэр, но вы не очень-то сильны по части переговоров.
– Он вспыльчивый и быстро выходит из себя, – пробормотала одна из женщин.
– В особенности, когда дело касается Дунканнона, – добавила другая.
– Нам повезет, если все мы не угодим в тюрьму.
– Послушайте меня, – сердито возразил Лахлан, не обращая внимания на самодовольную улыбку Венеции. – Я смогу вести переговоры с графом разумно.
Угрюмое молчание, воцарившееся в холле, свидетельствовало о том, что далеко не все разделяют его уверенность. Лахлан нахмурился:
– Я уже пять лет возглавляю клан, будь я проклят! Разве я не заботился о вас, как только мог?
– Мы знаем это, сэр, – послышалось в ответ. – Вы прекрасный предводитель клана и достойный лэрд Росскрейга.
Лишь слегка успокоившись, Лахлан спросил:
– Разве я когда-нибудь втягивал вас в неприятности с законом?
– Нет. – Рурк вздохнул. – Но до сих пор вы никогда не сталкивались с Дунканноном напрямую. От природы вы разумный и рассудительный человек, но не можете отрицать, что одно упоминание имени графа приводит вас в ярость и превращает в безумца.
– Точно, в безумца, – послышались голоса со всех сторон.
Силы небесные, выходит, весь его клан ополчился против него!
– Ну и что вы все от меня хотите? Чтобы я отступился и позволил ему безнаказанно топтать нас? Чтобы отказался от денег, которые он нам должен?
– Прошу прощения, сэр, но вы могли бы позволить девушке поговорить с графом, – сказала одна из женщин. – Она обещала переговорить с ним от нашего имени, и если она первая с ним встретится, то наверняка смягчит его гнев, как она сделала сМаккинли…
– Да, отличная мысль, – раздались голоса в толпе. – Пусть девушка поговорит с ним. Почему бы нет?
– Проклятие! – пробормотал Лахлан. Если бы он не знал, как обстоят дела, то мог бы подумать, что Венеция всех их подговорила. Но она сама была слишком удивлена происходящим, чтобы можно было предположить такое.
– Это удачная мысль, Лахлан, – вступила в разговор его мать, поддержав остальных. – Дунканнон смягчится, когда увидит, что его дочери не причинили вреда.
– Вы ведь знаете, что она будет на нашей стороне, видели, как она управилась с Маккинли, – сказал Рурк.
Лахлан посмотрел на окружавших его людей, и у него все перевернулось внутри. Они были не на шутку встревожены и на самом деле не верили, что он сможет достойно противостоять Дунканнону и не потеряет самообладания. Так же, как Венеция, они считали, что он может все испортить и спровоцировать схватку, которая приведет к кровопролитию. И тогда при любом исходе они лишатся своего лэрда.
«Они, конечно, нуждаются в деньгах, но еще больше они нуждаются в тебе», – всплыли в памяти слова Венеции.
Поскольку Лахлан медлил с ответом, у окружающих появилась надежда. И она была обращена к Венеции, черт бы их побрал.
– Ну что ж, – сказал он. – Я подумаю над предложением доверить девушке провести переговоры с графом. Но это все, что я могу сейчас обещать.
Очевидно, этого оказалось достаточно, потому что бессовестные предатели разразились одобрительными возгласами. Между тем Венеция радостно улыбалась и светилась счастьем, словно уже добилась желаемого, и от этого кровь закипала в его жилах.
Он проиграл эту битву с той минуты, когда похитил эту девушку, ей удалось пробить его броню и найти путь к его сердцу. Она уже успела околдовать Джейми и перетянуть на свою сторону его собственную мать. Если он не поостережется, она завоюет весь его клан.
Один из его бесстыжих соратников воскликнул:
– Признайтесь, сэр, вы ведь можете доверять леди Венеции – она всегда поступит правильно по отношению к нам. Мы заметили, что вы питаете нежные чувства к этой леди.
– Да, и она к вам тоже, – вмешалась одна из женщин. Щеки Венеции вспыхнули румянцем, и от этого сердце Лахлана заколотилось так сильно, что стук его громом отдавался в ушах.
– Вы и вправду неравнодушны ко мне, леди?
– Может быть. – Дразнящая улыбка коснулась ее губ. – Если бы только вы не вели себя временами как грубый упрямый мужлан.
Все мужчины напряженно застыли, а женщины затаили дыхание. Все ждали, что за этим последует. Никто никогда не осмелился бы бросить в лицо лэрду такие слова.
Но ведь это был не кто-нибудь там, а Венеция. Лахлан рассмеялся:
– Да, дорогая, так и есть.
Напряжение снялось, и все присутствующие засмеялись.
Затем со всех сторон посыпались замечания.
:– Я говорил тебе, что он влюблен в нее, – сказал один.
– Это было заметно по тому, как он на нее смотрел, – отозвался другой.
