— Не сразу, — сказал Диего. Когда Люси удивленно взглянула на него, он пояснил, глядя ей в глаза: — Арболеда долго пустовала и может подождать еще немного. Я намерен задержаться в Сан-Роке, пока не буду убежден, что ты хорошо устроилась. И счастлива.
Счастлива? Люси не была уверена, что счастье возможно без него.
— Я думала, ты отправишься на север с Рафаэлем, — сказала она, удивленная этим неожиданным поворотом событий.
Диего пожал плечами:
— Рафаэль пробудет здесь целую неделю, разгружаясь и принимая новый груз. Если потребуется больше времени, я отложу отъезд до следующего раза, когда он бросит здесь якорь.
Он делает это ради нее? Люси хотела напрямую спросить об этом Диего, но в это мгновение двустворчатая дверь жилища дона Карлоса распахнулась и крепкий слуга помог выйти на мраморное крыльцо престарелому человеку.
— Где она? — спросил ворчливый голос по-испански, и старик нетерпеливо постучал о пол своей тростью. — И где дон Диего?
Едва успел грум опустить ступеньку экипажа, Диего, бросив на Люси успокаивающий взгляд, открыл дверцу и спрыгнул на землю. Он низко поклонился старику, потом повернулся и помог выйти Люси.
— Дон Карлос, — сказал он по-английски, — позвольте представить вам донью Люсинду, вашу внучку.
Как только Люси вышла из экипажа, Диего убрал свою руку. Люси почувствовала себя обнаженной под пристальным взором маркиза, который осматривал ее, как будто прикидывал, заслуживает ли эта девушка чести называться его потомком.
Люси в отчаянии подумала, что совершила страшную ошибку и что ей следовало отказаться покидать судно, как вдруг старик ухватился обеими руками за набалдашник трости и заплакал.
И это был «проницательный и беспощадный» человек, как предупреждал ее Рафаэль? Этот ослабевший старик с сильно напомаженными седыми волосами?
Люси захотелось успокоить старика, но вдруг это не соответствует правилам приличия? Она смутилась и осталась стоять на месте.
После минутного замешательства старик поднял дрожащую руку и смахнул слезы.
— Извини меня, дитя, — хрипло проговорил он по-английски с сильным акцентом. — Я старый человек..
Люси присела в реверансе, не зная, как испанская женщина должна приветствовать незнакомца, который является ее дедушкой.
— Для меня большая честь познакомиться с вами, сэр. Услышав ее официальный тон, маркиз нахмурился и величественным жестом поманил ее к себе.
— Полно тебе, девочка. Неужели ты не поцелуешь своего бедного старого дедушку?
Люси приблизилась к нему и, наклонившись, поцеловала в похожую на пергамент щеку. Сколько же ему лет? Она не ожидала, что дедушка такой старый.
Она хотела было отодвинуться от него, но маркиз схватил ее за предплечье.
— Позволь-ка мне разглядеть тебя получше, — сказал он. — Глаза у меня не такие зоркие, как прежде.
Старик пристально вгляделся в ее лицо, и его губы расплылись в улыбке.
— Ты копия своей матери, — удовлетворенно произнес он. — Точная копия.
У него было явно плохо со зрением.
— Извините, сэр, — сказала Люси по-испански. — Я не думаю, что между нами есть большое сходство, судя по этому… — Она показала ему миниатюру, которую всегда носила при себе.
Маркиз удивленно поморгал. Люси не знала, что удивило его больше — то ли то, что она ему возразила, или же то, что она умеет говорить по-испански.
— Да, здесь сходство невелико, — быстро сказал маркиз по-испански, и Люси пришлось напрячься, чтобы понять его. — Поверь мне на слово, ты больше похожа на нее, чем может передать любой портрет. Идем, я тебе покажу. — Старик взглянул на Нетти и Диего. — Пойдемте все.
Своими похожими на когти пальцами он вцепился в руку Люси и повел к открытой двери. Слуга попытался поддержать его под другую руку, но старик отмахнулся.
— Мне поможет моя внучка. Не правда ли, дитя мое?
— Конечно, abuelo,
[11]
—сказала Люси, не зная, то ли радоваться, то ли ужасаться явному желанию деда держать ее при себе.
Она только сейчас начала понимать, что пытался ей втолковать Диего. Маркиза лишили внучки отнюдь не по его вине. Как это могло случиться? И как тяжело, должно быть, переживали ее родители похищение ребенка?
Тяжело опираясь на ее руку, старик повел ее по дому, передвигаясь мучительно медленными шагами, так что у Люси было время, чтобы оглядеться. Боже милосердный! Это был настоящий дворец. Они шли по галерее, огибающей внутренний дворик такого размера, что там мог целиком поместиться городской дом ее отца. Дворик украшали фонтан и многочисленные фруктовые деревья в кадках. Стены кремового оттенка были расцвечены яркой мозаикой, а на полах, покрытых плиткой, выложенной сложным рисунком, лежали дорогие восточные ковры.
Когда они проходили сквозь анфиладу комнат, дедушка показывал Люси полотна Рембрандта и Веласкеса, китайские вазы, местные керамические изделия и другие вещи, подобные которым до сих пор ей доводилось видеть только в доме герцога Фоксмура.
— Со временем все это будет принадлежать тебе, моя девочка, — сказал маркиз.
На мгновение Люси пришло в голову, что, возможно, стоило бы, расставшись с размеренной жизнью в Англии, провести все свои дни среди такой красоты. Но она сразу же вспомнила, какую цену придется за это заплатить: выйти замуж за человека, которого выберет дедушка. Стать женой не Диего, а какого-то другого мужчины.
Чем дальше они шли и чем роскошнее становилось убранство комнат, тем мрачнее выглядел Диего, и Люси понимала причину этого. Несмотря на титул и славу Монтальво, положение Диего не шло ни в какое сравнение с положением ее деда.
Люси и в самом деле была богатой наследницей, и маркиз, по всей вероятности, счел бы Диего одним из охотников за богатым приданым. А гордость никогда бы не позволила Диего смириться с подобным отношением.
Они поднялись по ступенькам на вторую галерею и вошли в красиво меблированную гостиную.
— Это твои апартаменты, моя дорогая, — сказал дон Кар-лос. — Здесь есть гардеробная, спальня и балкон с видом на залив. Когда-то эти апартаменты принадлежали твоей матери.
У Люси перехватило дыхание. Комнаты ее матери! Может быть, будучи юной девушкой, она стояла на этом самом месте, мечтала, строила планы на будущее?
— А это, моя дорогая, то самое сходство, о котором я говорил, — произнес маркиз, жестом указывая на что-то за ее спиной.
Повернувшись, Люси увидела большой портрет, занимавший половину стены. Она проглотила подступивший к горлу комок. Ее мать. Да, она узнала ее. Здесь на ее лице была изображена родинка, которая запомнилась Люси, и удачно схвачен художником до боли знакомый поворот ее головы. Со слезами на глазах Люси приблизилась к портрету.